Путёвые записки - страница 15

Рядом друг с другом Нико и Вито выглядели как дядя и племянник. Младший на старшего смотрел как на полубога, как на без пяти минут «коронованного».

Им повезло, в лагерь мы прибыли «чёрный». В «красном» бы бродяг уже колошматили, снимали на камеру с отречением от «воровского», здесь же их встретили чифиром и достойными «запретами».

Уже через несколько дней я схлопотал свою первое наказание и прямо из карантинного отряда уехал в карцер. Чуть позже туда попал и молодой бродяга. Там мы познакомились поближе. Вито не без удовольствия читал мне лекции о правильной жизни «порядочного арестанта», я же в ответ кормил его политическими байками.

«Под крышей» я задержался на месяц, Вито соскочил оттуда неделей ранее и, когда я вышел из ШИЗО, он встретил меня как лучшего друга. Едва я в сопровождении конвоя подошёл к жилой зоне, ко мне на встречу выбежал шнырь, схватил мою сумку и куда-то понёс. Вито обнял меня, радостно похлопал по спине и пояснил, что тяжести «порядочным арестантам» таскать не обязательно - здесь для этих нужд существуют помощники. По пути в двухэтажный кирпичный барак он представлял меня зекам, а в секции подвёл к блатным, где среди них сидел и Нико. По их понятиям я попал в штрафной изолятор за благородный поступок — свернул в карантине шею камере наблюдения. Да и Вито принёс в «жилзону» новость, что в карцере сидит политический, погоняло «Экстремист». Так они меня прозвали.

Поселили меня в блатном углу, рядом со «смотрящим за общаком». Секция была разгульной. Именно так я в детстве представлял себе корабли Стеньки Разина после удачного ограбления. Облачка табачного дыма, брага в тазиках прямо под шконарями, стук кубиков о доски нард, и нескончаемый гул людских голосов. Из приёмника орал шансон.

Чуть позже я узнал, что секция была такой весёлой благодаря смертникам, что здесь доживали свои дни. ВИЧевые, гепатитные и туберкулёзные лагеря жили именно здесь. Когда кто-то начинал кашлять кровью, его увозили на этап в тубдиспансер, откуда он уже не возвращался. Администрация к больным относилась с ещё большей поблажкой, чем ко всему лагерю в целом, и секция гудела круглые сутки. Как-то ночью надо мной скончался сосед: ВИЧ и туберкулёз в одном теле не уживаются. «ТурбоВИЧ» - это приговор. Утром по проверке вынесли чёрный пакет с телом, а на следующий день надо мной уже лежал новый сосед. И снова «турбоВИЧ». Я даже не стал запоминать его имя.

Зеки располагались в негласном порядке — чем ближе к углу с блатными, тем выше в почёте и уважении. Кто-то помогал с «лагерным движем», «мутил темы», что-то доставал на воле и затягивал в лагерь, уделял на «общак». Кто-то стоял на стрёме, был «фишкарём» - тоже полезный и уважаемый мужик. А кто-то ничего не делал, денежных поступлений не имел, пользы не приносил - его шконка была у самого выхода. Балласт, почти «чесотка».

Как-то незаметно для себя я оказался «семейником» Вито, по крайней мере кушали мы вместе и мою первую посылку он помогал делить на всю зону. Через месяц Вито по секрету рассказал мне, что любовница его отца - судья Верховного Суда. И когда моя надзорная жалоба будет там рассматриваться, то мне могут скинуть срок. Но за это я должен буду отработать главным менеджером на каком-то заводе в Китае по производству зеркал для грузовых автомобилей. Звучало невероятно и я, на всякий случай, согласился.

Когда Вито сказал, что его отец попросил в залог моих твёрдых намерений передать ему на воле десятку зелени, я отказался не сразу. Сказал, что спрошу у друзей, есть ли у них возможность мне помочь.

Цена Вито быстро снизилась до пяти тысяч, а потом и до «хотя бы штукарь на лагерный общак». Мне стало скучно, я собрал баулы и переехал в единственно некурящую секцию в лагере. Там стояли на полках цветы, зеки разговаривали тихо и даже музыка в секции играла редко. Здесь жил смотрящий за бараком — азербайджанец Салман. Он то  и уговорил меня переехать: «Не дело тебе, Экстремист, убивать своё здоровье в этом свинарнике».

Вито не обрадовался. Выяснял отношения, махал руками, говорил, что это «не по понятиям». В конце-концов попросил «уделить по-братски» десяток пачек «Роллтона».