Пьяная Россия. Том 3 - страница 12

– Надеюсь, она находится не дома? – забеспокоился Колесников.

– Можешь не волноваться, – фыркнул Роман Григорьевич, – она в научном центре, под неусыпным наблюдением твоих ученых и личным контролем самого президента!

– Она первой исчезнет! – нервничал профессор.

Звонок в дверь прервал цепь лихорадочных рассуждений ученых.

В квартиру вбежали трое.

– Легки на помине, – проворчал Роман Григорьевич с неодобрением наблюдая за суетливыми сверх меры телодвижениями молодых ученых.

– Анатолий Сергеевич, у нас потрясающая новость! – вскричал радостно, Ванечка.

– Мы готовы подтвердить научно, – поддержал товарища Сашенька.

– Что еще? – забеспокоился Анатолий Сергеевич. – Женщина из окружения президента умерла, исчезла, дойдя до нулевого состояния, предшествующего рождению?

– Нет! – торжествуя, вскричал Коленька.

– Пошел обратный ход! – вмешался Ванечка, приплясывая.

– То есть? Объясните! – потребовал Колесников.

– Ей уже шесть лет и она продолжает стремительно расти! – хором произнесли молодые ученые.

– Не по годам, а по часам? – ехидно заметил Роман Григорьевич.

– Именно! – рассмеялись молодые ученые, явно испытывая эйфорию от разрешившейся проблемы.

– Поздравляю! – скептически хмыкнул Роман Григорьевич.

Молодые ученые озадаченно переглянулись, потупились.

– Анатолий Сергеевич, – начал Ванечка.

– Влияние эликсира молодости, – продолжил Сашенька.

– Нам необходимо перевести вас в центр, – категорично заявил Коленька.

– Не буду надевать эту пижаму, она мне не идет! – вопила женщина из окружения президента.

Выглядела она девчушкой лет пятнадцати.

Пробегая по коридору, мимо прозрачного бокса, где опутанный проводами, мирно спал младенец в капсуле для недоношенных детей, она, дразнясь, высунула язык.

Роман Григорьевич и Вера смотрели на эту сцену, скептически поджимая губы. Роман Григорьевич поправил белоснежную докторскую шапочку, украшавшую его голову, взглянул на младенца:

– Никогда его таким не видел!

– Хорошенький, – умилилась Вера, роняя слезу.

– Он твой отец! – напомнил Роман Григорьевич.

– Знаю, – вздохнула Вера, – просто не могу удержаться, я так мечтала о внуках!

Расплакалась она и, всхлипывая, продолжила говорить:

– Чтобы все как у людей, дети, внуки, дом – полная чаша!

Неожиданно и Роман Григорьевич всхлипнул, вытер непрошеную слезу.

– Эх, Вера, нам ли быть в печали! – грустно улыбнулся он, обнимая ее за плечи.

– Показания в норме! – пробегая мимо и пытаясь схватить непослушную девочку, ту самую, бывшую женщиной из окружения президента.

– В норме для кого? – насмешливо осведомился Роман Григорьевич.

– В норме для недоношенного младенца, пятимесячного! – прокричал из конца коридора, молодой ученый.

Вера ахнула, а Роман Григорьевич сказал:

– Вот всегда так, риск – благородное дело! Сколько замечательных мудрецов погибло от неправильно пошедшего эксперимента! Испытано на себе, говорят одни, а другие валяются в могилах!

Вера разрыдалась и, приникнув к стеклянному боксу, шептала, глядя на неподвижного ребенка:

– Папа, папочка!

Мимо пробежала девушка лет семнадцати, та самая, женщина из окружения президента и остановилась, кокетничая с Сашенькой.

– Растет! – кивнул он на девушку.

Вера и Роман Григорьевич бросили быстрый взгляд на младенца и одновременно вскрикнули, младенец стал больше. Пошел обратный ход!

Через неделю Вера уже еле поспевала за шустрым пятилетним отцом. Через две недели спорила с непокорным подростком. Через три недели уговаривала его бриться.

А через два месяца перед собранием ученых научного института стояли двое: молодая женщина, лет двадцати пяти и мужчина, лет сорока.

– Потеряли ли они прежние, накопленные за жизнь, знания? – прозвучал вопрос из зала.

Молодые ученые, чинно восседающие за длинным столом, накрытым белой скатертью, не задумываясь, синхронно ответили:

– Нет!

Тогда присутствующие в зале, недоверчиво обратились к профессору:

– Анатолий Сергеевич, что произошло за время вашей трансформации?

– В какое-то время, – начал Колесников, – у меня помутилось сознание.

– На что это было похоже? – выкрикнули из зала.

– На сильное опьянение, когда не можешь сообразить, где ты и что с тобой! – тут же ответил, со знанием дела, Колесников.