Пьяная Россия. Том 3 - страница 13
– И когда вас настигло такое состояние?
– Когда я деградировал до состояния пятилетнего ребенка!
– А при обратном ходе? – допытывались присутствующие.
– То же самое, – отвечал профессор, – но по мере роста тела, а стало быть, и мозга, знания возвращались и уже в возрасте пятнадцати лет совершенно восстановились!
– А вы? – обратились из зала к женщине из окружения президента.
– Ну, не знаю, – надула она губы, капризно оглядывая аудиторию.
– Она не восстановилась, – ответил за нее Ванечка.
– Что это значит? – зашумели ученые.
Коленька поднял руку, призывая к тишине:
– Все просто. Ее знания, – показал он рукой на девицу, – были не настоящими. Она оперировала чужими фразами, использовала чужие мысли, выдавая за собственные, но пройдя обратный ход, стала тем, кем является.
– Курицей! – громко произнес Роман Григорьевич, сидевший на переднем ряду.
– Сам ты курица! – обиделась девица и демонстративно задрала нос. – Дурак!
Ученые вновь зашумели.
– То есть, выражаясь конкретнее, – прокричали из зала, – выпив эликсир молодости, любой может деградировать, хотя и казался окружающим умным и эрудированным человеком?
– Именно! – улыбнулся Сашенька.
– Но, кто же решится на такой эксперимент, есть ли у вас еще желающие?
– Дураков нет! – насмешливо произнес Роман Григорьевич.
– Сам дурак, – тут же среагировала девица, бросив обиженный взгляд на седого ученого.
– Кандидатов нет, – печально произнес Ванечка и воспрянул, – но мы работаем над эликсиром, возможно в ближайшем будущем…
– Надо попробовать убрать спирт из состава эликсира, – вмешался тут профессор Колесников.
– Что, простите? – хором спросили молодые ученые.
– Убрать спирт, – повторил Колесников непреклонно, – и тогда, все будет хорошо!
12
Осенний воздух был прозрачен и чист, чувствовалось приближение зимы. Клены уже одевшиеся в багряные наряды горделиво покачивались под тихим, спокойным ветерком.
Колесников поглядев в окно, вздохнул и продолжил прерванный, было, разговор с другом:
– Дом можно купить и продать. Автомобиль рано или поздно заменить, а вот близкого человека заменить нельзя, никогда нельзя!
Роман Григорьевич согласно кивнул и взглянул вверх. Под потолком висела синяя люстра. Ее неправдоподобный свет смешивался с мягким светом настенных цветных бра. Пол был укрыт, синим ковром.
Из кухни доносился запах жареной картошки с луком.
– Вера старается! – мечтательно улыбнулся Анатолий Сергеевич.
– Вся жизнь впереди! – закивал Роман Григорьевич.
– А что она видела? – спросил Анатолий Сергеевич.
– Ты о чем?
Колесников принялся перечислять, не позабыв упомянуть школу для тупых детей, выживание в девяностые годы и пьяницу-мужа с погибшим внуком, Сережей.
О Сереже ему хотелось поговорить с другом отдельно, но тут в комнату вошла Вера и пригласила друзей к столу, на кухню.
– А как твои призраки?
– Вижу! – равнодушно обронил Анатолий Сергеевич.
– Ну и? – отправляя кусочек жареной картошки в рот, спросил Роман Григорьевич.
– Никак! – пожал плечами Колесников. – Что я им? Они, в основном, ходят за своими родственниками.
– Бледные и мрачные?
– Всякие, – пожал плечами профессор, не рассказывая о присутствующей тут же, жене друга, легкими пальчиками касающейся седой шевелюры мужа, – честно говоря, на первых порах я опасался, что сошел с ума, и как хорошо было, меня тогда никто не понимал!
– Ты пускал пузыри! – вспомнил Роман Григорьевич. – И я, каждый раз навещая тебя, не мог подойти к твоей кровати, оставался у двери.
– Почему?
– Прощался с тобой! Всегда думал, ты не доживешь до завтрашнего дня!
– Еще неизвестно, кто из нас откинется первым, – заметил Анатолий Сергеевич.
– Но? – вскинулся Роман Григорьевич.
– Да, да, стабильности пока нет!
– И?
– Надо воспользоваться отпущенным мне временем!
– Горы? – предположил Роман Григорьевич.
– Кавказ, – убежденно заявил Анатолий Сергеевич.
– Вера! – одновременно воскликнули оба друга.
– Конечно, я бы съездила, – немедленно отозвалась Вера, – жаль только, папа вырос и опять стал взрослым.
– Нет-нет, моя дорогая, – мягко возразил Анатолий Сергеевич, – на самом деле я сейчас всего лет на десять старше своего внука. Теперь мне почти сорок лет.