Пьяная Россия. Том 3 - страница 21

Начальник тут же обозначил сроки строительства. Азиаты снова зашумели. Маленькие, коренастенькие, им бы верхом на лошадях и в степь, а не в русское захолустье, отстраивать коровник. Наконец, получив аванс и разнарядку, азиаты сгинули. Последним, покинул контору молчаливый кипчак, с суровой внешностью, напоследок, он одарил Шабашкина подозрительным взглядом и вышел, Шабашкин успел, правда, заметить, раболепные поклоны, которыми его сопровождали прочие азиаты. Ничего не поняв, он пожал плечами и обернулся к русским, занимавшим в конторе, довольно просторном помещении, значительно больше места, нежели кипчаки. С уходом южан, присутствующие вздохнули свободнее.

– И как ты их терпишь, Васильич? – недоумевали работяги.

– Они все лето не будут появляться, – пообещал Васильич и взглянул на Шабашкина, – профессия?

– Маляр! – ответствовал Шабашкин, стаскивая кепку с головы.

– Пьешь? – строго сдвинув брови, наседал начальник.

– Как все! – развел руками Шабашкин.

– У нас в начале – дело, а после – гуляй смело! – погрозил начальник пальцем.

– Вот и я о том же! – высказался Шабашкин.

– Споемся! – улыбнулся ему начальник и повернулся к хмурому, но представительному мужику с пивным животиком. – Тарасыч, новенького к тебе в бригаду!

– С испытательным сроком? – уточнил Тарасыч, опасливо посматривая на новенького.

– Посмотрим, – уклончиво заметил начальник, – если на испытательный, то неделя, не больше, нам русские работники крайне нужны, а стало быть, какое к черту испытание? Зарплату обещаю в полной мере, понял, Шабашкин?

Повернулся он к маляру, тот в знак согласия, кивнул.

Бригаде Тарасыча выпал жребий по ремонту и обустройству женского монастыря, находящегося в области, у черта на рогах. Монастырь обещал строителям на время ремонта – крышу над головой и четырехразовое питание.

Погрузившись с сумками инструментов и пожитками в рейсовый автобус, товарищи Шабашкина, приуныли:

– Отстроим как можно быстрее и шабаш! – пообещал Тарасыч.

– Не получится, монахини будут ко всякой мелочи цепляться! – проныл худющий, но жилистый детина.

Шабашкин пригляделся, детине должно быть уже за тридцатник перевалило, ранние морщинки проложили глубокие борозды, перечеркнув высокий лоб и потоптавшись гусиными лапками возле глаз.

– Не ной, Сашок, – обратился к нему, Тарасыч, – монашки хитрые, а мы похитрее будем!

– Лишь бы платили, – кивнул задумчивый, богатырского телосложения, дядька по фамилии Угодников.

– Тебе заплатят, – заржали строители и запели, специально фальшиво, – Николай Угодников до святых угоден!

– А, ну! – шутливо замахнулся на них, Угодников.

– Это что, – прервал товарищей, розовощекий толстяк, – пища у монашек пресная!

– Я сало взял! – взвился тут Сашок.

– А я тушенку прихватил! – потряс рюкзаком, Тарасыч.

– Не дадут полакомиться, – со знанием дела, продолжал толстяк.

– Ты вроде тертый калач, уже один монастырь отстроил? – вспомнил Тарасыч.

– Расскажи, Ленчик! – заныл Сашок в своей манере.

– А чего рассказывать, – нахмурился Ленчик, – встретят, молиться заставят и повсюду станут следить!

– Так уж и следить? – не поверил Сашок.

– Хуже шпиков, – авторитетно заявил Ленчик и достал из сумки палку колбасы, – надо бы мясные припасы сейчас уничтожить.

– А после голодовать? – с тоской в голосе, прохныкал Сашок.

– Да и пес с ним, с желудком, – решил Тарасыч, выуживая из рюкзака банку тушенки, крикнул Шабашкину, усевшемуся немного в стороне от бригады, на отдельное место, – эй, новенький, придвигайся к нам, наедаться впрок будем!

– А зовут-то тебя как? – двигая челюстями, пожирая сало, спросил Николай Угодников.

– Ростиславом родители нарекли, – робко ответил Шабашкин, между тем, пересаживаясь к товарищам.

– Час от часу не легче, – перекрестился Угодников.

Мужики рассмеялись.

– Будем тебя по фамилии кликать, – деловито решил Тарасыч и отправил в рот внушительный ломоть копченой колбасы.

– Молитвами святых отец наших, – твердил Шабашкин себе под нос, стараясь запомнить чудные слова.

– Это у них навроде пароля, – говорил Угодников, засовывая рюкзак с вещами под кровать.

– А то не пустят? – хихикал Сашок.