Пылающие алтари - страница 6

День отмены Полемонова запрета стал общим праздником танаитов, и вот уже второе столетие ежегодно празднуется «День Танаиса» с обильными жертвами речному божеству — покровителю города, чье имя он носит. Покровителем Танаиса был всадник в плаще, с длинными волосами и бородой, символизирующими текущую воду, — таким его высекали на каменных плитах алтарей. Имя бога не произносили вслух, чтобы не выдать злым духам, а называли просто Богом Внемлющим.

Оборонительные укрепления Танаиса стали заботой жителей всего города: каждый год они выбирали девять эпимелетов — почетных попечителей градостроительных дел, а некоторые богатые граждане возводили на свои средства даже целые башни и оставляли на них памятные надписи в назидание потомкам.

Едва город обрел возможность защищаться, в нем вновь оживились торговля и ремесла. У пристани появились торговые корабли из Пантикапея, Херсонеса, Синопы. Купцы-перекупщики из Танаиса повезли товары вверх по Танаису и в Великую степь. Приток богатств усилил никогда не угасавшее стремление танаитов к самостоятельности в торговле. Они уже не хотели быть посредниками между пантикапейцами, херсонеситами, синопцами и степными народами. Они мечтали собственными кораблями бороздить Понт. Не случайно в Танаисе увеличилось число поклонников Афродиты Апатуры, покровительницы мореплавания. А в праздники Артемиды Таврополы — артемисии — многие мужчины возродили древний обычай надрезать кожу на горле в честь неприступной девственницы, владычицы доков.

Но робкие попытки купцов, посылавших свои делегации к боспорскому царю выпрашивать мелкие подачки, смешили Диона. Он помышлял о большем, неизмеримо большем — о полной независимости от Пантикапея, о слиянии разноплеменных варваров и эллинов в одно мощное государство.

Мечта стать вторым Прометеем, который принесет варварам огонь эллинской цивилизации, владела честолюбивым Дионом давно. И он упорно, годами, ждал удобного случая. Не только ждал, но и готовился. Когда танаиты, после смерти эллинарха Психариона, сына Фидана, избрали на эту должность своего любимого стратега, он постарался на следующих выборах провести диадохом[11] и архонтами нужных ему людей. Он создал даже собственный фиас[12], куда входили его соратники — участники боевых походов, юноши из лучших семей, готовые за свободу отдать жизнь, и даже рабы из пленных сарматов, предпочитающие бунт жалкому существованию в рабстве.

Фиас Диона не был единственным в Танаисе. Существовали фиасы купцов, судовладельцев, конных воинов, жителей прибрежной части города и другие. Избрав себе в покровители какое-либо божество, фиасоты зашифровывали его имя псевдонимом вроде Бога Высочайшего или Бога Бдящего и высекали на камне его атрибуты вместе с посвятительной надписью своего союза боспорскому царю. А поскольку богов было много, а царь в Боспоре один, то он по сути дела являлся хозяином всех фиасов. Организаторы фиаса просили тайное свое божество усыновить их и потому получали звание усыновленных Богом, а друг друга называли братьями. Новые члены, вступающие в фиас, некоторое время проходили курс кандидатов и назывались братьями-приемышами.

На звание созданного Дионом фиаса было обычным — «Фиас Бога Внемлющего». Но посвятив его речному богу Танаису, Дион опустил из надписи имя царя. И собравшиеся в подземном святилище Диона «усыновленные Богом братья» горячо поклялись держать в глубокой тайне все дела своего союза. Эллинарх Дион был избран жрецом фиаса и старейшиной «усыновленных». Воспитание же молодых фиасотов — «братьев-приемышей» — поручили диадоху Агесилаю, отдав ему почетную, должность гимнасиарха[13] и возложив на него ответственность за их военную подготовку. Фиасу могли потребоваться руки, умеющие держать меч.

Дион забрал Аполлония из храмовой школы и не стал нанимать для него специальных учителей, боясь испортить то хорошее, что успела привить сыну Эвтерпа. Он сам обучал его грамоте, праву, философии, закалял физически. Окрепнув, юноша научился владеть копьем, мечом, луком, освоил искусство кулачного боя, конной езды и мореплавания, на равных с рабами занимался ремеслами. А познания его в философии были столь обширны, что во всем Танаисе не находилось достойного ему противника.