Радость на небесах. Тихий уголок. И снова к солнцу - страница 18

— Этого каждый хочет, не правда ли?

— Ну, я-то хотел по большому счету.

— А скажите, — зашептала она возбужденно, — разве вам не будет недоставать этой остроты ощущений? Мне бы недоставало.

— Нет, у меня теперь есть кое-что получше.

— Что же?

— Просто хорошие, добрые чувства, — ответил он, сознавая себя последним дураком.

— А как вы их обрели?

— Стал смотреть на вещи по-другому, понимаете?

— Не понимаю.

— Человеку нужен стимул, нужно во что-то верить.

— Не слишком оригинальное открытие.

— Что ж… — начал он и запнулся.

— Ну, ну, очень интересно, пожалуйста, продолжайте. Вы, право, меня заинтересовали, — подстегивала его Эллен.

Но пылкие слова так и застряли у него в горле. Ему казалось, что его завязывают узлом, тянут в сеть, которую плетет для него эта холеная малышка, эта куколка, что сидит рядом в темноте.

Опять зажегся свет. Начался антракт. Почтенные господа прогуливались между рядами, раскланивались с сенатором и его дочерью. Проходя мимо их ложи, они разглядывали Кипа. У него стало легче на душе. Джентльмен в накидке, подбитой белым шелком, редактор финансового журнала Уильямс, и его молодая жена, которая разоряла его своим дорогостоящим успехом в свете, с возбужденными от любопытства лицами подошли к Эллен.

— Здравствуйте, здравствуйте! — явно довольная собой, приветствовала их Эллен. — Хочу познакомить вас с Кипом Кейли.

Они пожали ему руку. Он смешался, отступил, стал озираться по сторонам, ища глазами выход. Но его окружила публика. Все улыбались, перешептывались. Невыносимое напряжение сковывало его, и мир, в котором он очутился, вдруг утратил свою прелесть. Эти лица вокруг, этот искрящийся лед, лиловые лучи, неуклюже скачущие лошади — всего лишь театр, карнавальное представление. Не лица это — яркие карнавальные маски. У сенатора — ало-белая маска самодовольства. У Эллен — хорошенькая маска надменности. Для них он тут нечто диковинное. Они разглядывают его, как базальтовую глыбу. До него доносились их вкрадчивые, мягкие голоса:

— Какой огромный красивый зверь!

— Интересно, что затевают Маклейны?

— Он великолепен, но представьте: каково повстречаться с таким один на один в темном закоулке, если он вас ненавидит!

— Смотрите, дорогая, перед вашими глазами пример нравственного величия.

Тугой узел, которым Эллен стянула его душу, давил все больнее, и казалось, его сердце вот-вот разорвется.

— Разве я не предупреждал… что у меня назначена встреча, — пробормотал он сбивчиво, — не говорил вам, что должен уйти со второго отделения?

— О, мы вам не дадим уйти, — надув губки, сказала Эллен. — Вы пойдете потом с нами ужинать.

— Не могу, мисс Маклейн… — Он запнулся, опасаясь, что от нее придется вырываться силой. — Я опаздываю.

— Ну пожалуйста, останьтесь, ради меня…

Но сенатор хлопнул его по спине и во всеуслышание весело сказал:

— Ступай, друг мой. Мы же увидимся. Надеюсь, ты получил удовольствие. — И просиял в улыбке.

— Спасибо, — пробормотал Кип, в замешательстве пожав ему руку, и, ни на кого не поднимая глаз, поспешил к выходу.

Сильно похолодало, слякоть на тротуаре застывала твердыми комьями. Пригнув голову, он шагал навстречу резкому северному ветру, растревоженный тем, что не сумел скрыть на людях свое волнение. Он знал себя: стоит разволноваться, и тогда недалеко до беды. Обычно он старался чем-то разрядить внутреннее напряжение. Хорошо бы найти сейчас укромное место, где можно спокойно почитать газету. Он купил ее в киоске на углу. Миновав три квартала, он набрел на маленькую закусочную. Вошел туда, сказал девушке, чтобы дала ему сэндвич, и прямо у стойки развернул газету.

«Господи, — подумал он, — да разве от этого теперь скроешься?» На первой полосе очерк о его жизни в тюрьме. В колонке рядом напечатаны высказывания видных протестантских священников по поводу его исправления. Он читал быстро, с лихорадочным любопытством, и удивление его все росло. Вот цитата из проповеди, которую намеревается прочесть в воскресенье доктор Карлтон Росс: «Кип Кейли обрел другое сердце». А вот красноречивое высказывание молодого раввина Голдстайна о человеческом содружестве и о том, что общество широко распахивает двери перед обездоленными. И тут же заявление знаменитого доктора Хауэрда Стивенса: у него нет времени на обсуждение данного вопроса. «Все мое время отдано таким глобальным проблемам, как сохранение мира на земле».