Радуга просится в дом - страница 15

— Не будешь ты учиться, — буркнул брат. — Сбежишь.

— Буду, Сергей. Все равно некуда деваться. Отец меня разлюбил, мать дуется… И вообще! — Майя махнула рукой. — В этой обители нет для меня угла.

Она окинула взглядом комнату, грустно добавила:

— А жаль. Трудно отвыкать от родного гнездышка.

Катя не знает «родного гнездышка», ее родители рано умерли, воспитывалась она у тети. Тетин дом и сейчас остался для нее родным. Тетя даже Катину кровать не трогает. Отрешенность же Майи показалась ей странной. В доме родителей нет угла для дочери! Такое не укладывалось в сознании Кати. Правда, Майя — дитя необычное, но дочь есть дочь. Как же можно отказать ей в приюте?..

Между тем вино сделало свое дело: Майя опьянела. Она обняла Катю, толкнула ногой дверь внутренней комнаты со словами: «Папахен не любит пускать чужаков в свою обитель. Сергей! Покажем Катрин фамильную галерею?»

Девушки прошли в комнату, часть которой Катя уже видела. Здесь стоял большой зеленый диван со спинкой посредине. Спинка разделяла диван на две части, делая из него два ложа. Перед диваном лежала громадная шкура белого медведя. Две стены были заставлены книжными шкафами. Книг много, как в библиотеке. В углу, там, где шкафы соединялись, стоял сердцевидный журнальный столик и возле него два кресла.

— Книги — мура! Вот сокровище!..

Майя дернула за край бархатной занавески, и Кате открылась стена, наполовину завешанная картинами, а наполовину заставленная шкафами, в которых за стеклом громоздились дивные вещи. Тут была коллекция фарфора и серебра. Что там человечки, слоники и носороги, обитающие на серванте в комнате Сергея!.. Все они не стоят одной фарфоровой нерпы, лежащей здесь на самой высокой полке. Обитательница северных морей подняла кверху мордочку и нюхает воздух: нет ли поблизости врагов? Рядом с ней лежит ослепительно белый детеныш. А дальше — статуэтки, вазы, кубки…

— Что присохла к этим жалким безделушкам! — потянула за руку Майя. — Смотри картины. Вот! Две стены с пола до потолка завешаны картинами. Картины хорошие, видно, дорогие, но такого впечатления, как серебро и фарфор, они на Катю не производили. Девушка осматривала их бегло, клонилась в ту сторону, где стояли шкафы с диковинными вещами. Когда же подошла к ним снова, Майя прижалась к ее плечу, дружески проговорила:

— Эх ты, деревня!.. Не понимаешь настоящих ценностей. За всю эту полку… — вот видишь, сколько тут серебряных безделушек? — можно получить двадцать пять тысяч рублей старыми деньгами, а вон та картина… ночь, море. У перильца силуэт девушки — за нее одну пятьдесят тысяч дадут.

— Вы их продавать будете? — спросила Катя.

— Пока нет, но мало ли что может случиться в жизни…

Катя считала неудобным долго оставаться в этой таинственной комнате. Продолжая рассматривать царство, населенное красотой, она потихоньку подвигалась к двери.

— Ну что — хорош вкус у моего папахен? — спросила Майя.

Катя подошла к Сергею, машинально присела на стул. Смущаясь, парень повесил на гвоздь гитару, на которой только что тихо наигрывал незнакомый Кате мотив, вынул из зажима, висевшего на брусе, листы нот, сунул их под подушку.

Парень стал привыкать к гостье, он не отводил глаз, когда Катя на него смотрела. Вот и сейчас она уставилась на него вопросительно, с какой-то тайной, внутренней тревогой. Он тоже смотрел на нее неотрывно.

— Хочешь сказать, зачем нам столько дорогих вещей?.. Да?.. Я и сам не знаю зачем? Папа говорит, на всякий случай. Писатели все так — впрок живут. Сегодня пусто, завтра густо. Вот и запасают на черный день.

— Не все… запасают, — в раздумье протянула Катя.

Она вспомнила Павла Николаевича, живо представила его пустую квартиру и его самого, неяркого, негромкого, вечно ищущего какие-то словечки, подсматривающего характерные лица, жесты, людскую манеру говорить, ходить, смеяться. В кармане его брюк всегда торчат два-три блокнота, он часто вынимает их и пишет, пишет. Нет, Павел Николаевич другой; он хоть и одет всегда чисто, но какой-то неустроенный, нескладный. И впервые Кате стало жалко Павла Николаевича. Подумалось: «Почему бы им, Златогоровым, не помочь своему родственнику? Дали бы ему хоть взаймы, на обзаведение. Он бы заработал и отдал. Разве не так поступают все люди?..»