Раиса Немчинская - страница 8

Что можно сказать о приведенных выше словах, если отвлечься от подлинной судьбы гимнастки? Только одно — девичьи бредни. Мечтать, разумеется, никому не запрещено. Но не отрываясь же от реальной жизни. А действительность была, как ей и положено, груба и конкретна. Укороченная нога (результат неправильного срастания лобковой кости). Ограниченное движение тазобедренных суставов (следствие трещин костей таза). Неразгибающаяся в локте рука (осколок в мышечной сумке). В клинике Травматологического института (ныне это Институт имени профессора Вредена), главной экспериментальной базе страны, заинтересовались этим случаем, обещали помочь, но сразу же предупредили, что полного восстановления движений конечностей не гарантируют.

И недели не прошло после сложнейшей операции под общим наркозом, как, не снимая еще гипсовой повязки и шины, начали разрабатывать руку. По нескольку часов в день кисть так крутили, что нестерпимо ныло все тело. При этом левую ногу держали на вытяжении под постоянно меняющимся грузом. Помимо физических мучений, девушку одолевал страх, что от долгого лежания атрофируются мышцы, необходимые ей в работе. И, как могла, все свободное от лечебных процедур время укрепляла их, не давая себе передышки. О ее упорстве и фанатичной любви к цирку больные и лечащие врачи передавали друг другу легенды. И даже нарком здравоохранения Н. А. Семашко, посетивший клинику института, захотел встретиться с необычной пациенткой. Николай Александрович пожелал девушке скорейшего выздоровления, сказал, что уверен в возможности осуществления ее мечты стать воздушной гимнасткой (психотерапия, сказали бы сегодня) и просил обязательно передать привет Корелли, с которым он, оказывается, был хорошо знаком.

Вскоре Рае разрешили встать, и она уговорила врачей разрешить ей лечиться амбулаторно. В канун нового, 1930 года ее выписали, и она поселилась у дяди и бабушки в небольшой комнатушке огромной коммунальной квартиры старого доходного дома на одной из Красноармейских улиц.

Каждый день с утра, как на работу, ездила она в институт и там переходила из кабинета в кабинет, из рук в руки, от одной лечебно-физкультурной процедуры к другой. Рая разрабатывала ноги, вновь училась поднимать их сразу и высоко, продолжала делать упражнения по вытяжке ноги, укоротившейся на полтора сантиметра, и, главное, занималась разработкой руки. Нужно было приучить ее сгибаться и разгибаться, а также вернуть ей вращательное движение в локтевом суставе. И это долгих три с половиной месяца. Изо дня в день. А в дни, когда работники института отдыхали, Рая без устали на специально прибитой дядей в дверном проеме палке приучала себя висеть на оперированной руке, да ведь, правду говоря, она и на двух-то не могла тогда висеть как следует. Упорство принесло плоды.

Профессора клиники с гордостью начали возить Раю с собой по научным конференциям и семинарам. Там она возле кафедры, перед столом президиума делала стойку («Имейте в виду, коллеги, оскольчатый перелом локтевого сустава!»), в арабеске поднимала ногу к голове («Да, да, вы не запамятовали, трещины обеих костей таза и перелом лобковой!»). И серьезное собрание ученых мужей аплодировало. Аплодировало успеху своих коллег. Но Рая хотела, чтобы аплодировали ей, как артистке. Она желает выступать не на конференциях, а на цирковом манеже. Полгода Рая терпеливо сносила все, что с ней проделывали врачи, с одной только мыслью — вернуться в цирк, с одной только целью — стать воздушной гимнасткой. Наконец лечение закончено. И остальное, то есть приспосабливаться к ограниченным — все еще! — возможностям руки, разрабатывать эти движения можно уже в цирке. Рая написала Корелли. Корелли выслал деньги на дорогу.