Расплата - страница 7
— Стой! Не двигаться! Руки вверх!
Трое мчались на велосипедах вдоль набережной. Вот они бросили велосипеды на дороге и побежали в их сторону. Петер выпустил ноги Плуга, выхватил пистолет из его руки, кинулся, совсем не хромая, к забору Кортевегов и исчез за их домом. Мужчины перекликались. Один из них, в зимнем пальто и шапке, выстрелил и побежал за Петером.
Антон ощутил тепло: мать подошла и стояла рядом с ним.
— Что там? Они стреляли в Петера? Где он?
— За домом.
Антон смотрел на происходящее во все глаза. Второй мужчина, в жандармской форме, вернулся к своему велосипеду, вскочил на него и быстро уехал, а третий, в гражданском, соскользнул по откосу к реке и присел у кромки льда, держа пистолет обеими руками.
Антон сел на корточки под окном, лицом к комнате. Матери больше не было рядом. У стола призраком застыл отец, сгорбившийся еще сильнее, чем прежде, словно он молился, а мать стояла на террасе, выходящей в сад, шептала в ночь имя Петера, и из-за ее спины в дом тянуло ледяным холодом. Ни звука больше. Антон все видел и слышал, но что-то случилось с ним: словно часть его существа отделилась, отошла и наблюдала все со стороны, а другая и вовсе исчезла. И дело не в том, что он постоянно недоедал, а теперь еще и окоченел от холода. Просто все, что он видел сейчас, навеки запечатлевалось в памяти: отец — черным силуэтом на фоне снега — за столом, мать — снаружи, на террасе, под куполом звездного неба. Видение это, развязавшись с прошлым и утратив будущее, как бы замкнулось в себе самом и сопровождало его многие годы, чтобы в конце концов лопнуть мыльным пузырем и исчезнуть без следа.
Мать вернулась в дом.
— Тони? Ты где? Ты видишь его?
— Нет.
— Что же нам теперь делать? Может, он спрятался где-то.
Она засуетилась, снова выбежала в сад, потом вернулась внутрь, подошла к мужу и встряхнула его за плечи.
— Очнись же наконец! Они стреляют в Петера! Может быть, он ранен!
Стейнвейк медленно поднялся. Ни слова не говоря, длинный и худой, вышел он из комнаты, потом вернулся. На нем был черный котелок и шарф. Он собрался было спуститься с террасы в сад — и вдруг отпрянул назад. Антон слышал, как он попытался окликнуть Петера по имени, но лишь прохрипел что-то нечленораздельное. Подавленный, он вернулся внутрь и, дрожа, сел на стул у печки. Немного погодя он сказал:
— Прости меня, Тея… прости меня…
Г-жа Стейнвейк сжала руки.
— Все было так хорошо, надо же, чтобы теперь, в самом конце… Антон, надень пальто. О Боже, куда подевался этот мальчик?
— Может быть, он у Кортевегов, — сказал Антон. — Он взял пистолет Плуга.
По тишине, наступившей после его слов, Антон понял, что случилось что-то ужасное.
— Ты это сам видел?
— Когда те люди бежали сюда… Когда он убегал…
В мягком дымчатом свете, озарявшем теперь комнату, он показал короткое движение Петера и взял, наклонившись, воображаемый пистолет из воображаемой руки.
— Не будет же он… — г-жа Стейнвейк осеклась. — Я сейчас же пойду к Кортевегам.
Она хотела выйти в сад, но Антон побежал за ней и крикнул:
— Берегись! Там сидит один из этих!
И, так же как ее муж, она отступила перед ледяной тишиной. Никакого движения. Сад. За ним — голый, заснеженный пустырь. Антон тоже не шевелился более. Только время продолжало течь, а все остальное застыло и как бы светилось сквозь движущееся время, словно галька на дне ручья. Пропавший Петер, труп перед дверью, притаившиеся вокруг вооруженные люди. Антону вдруг показалось, что он обладает магической силой и может повернуть время вспять, вернуться в тот миг, когда они еще сидели за столом и играли в «НЕ СЕРДИСЬ, ДРУЖОК!». Но нужное заклинание никак не вспоминалось, словно позабытое имя, вертящееся на кончике языка и ускользающее все дальше при попытке удержать его. Раз с ним такое уже было, когда он вдруг осознал, что дышит: втягивает воздух внутрь, затем выпускает его, и, наверное, чтобы не задохнуться, должен очень стараться делать это непрерывно; он подумал так — и едва не задохнулся…
Издалека приближался треск мотоциклов и урчание автомобиля.
— Войди в дом, мам, — сказал Антон.
— Да… Сейчас, только закрою двери.