Расплата - страница 8

стр.

Лихо написано. А может, все это липа, догадки? У одного эксперта одно заключение, у другого может быть другое. Читал интересную книжицу о еврее Дрейфусе, дело было еще до Гитлера. Не какой-то эксперт Коновалов, а сам Берталион, главный авторитет в этом деле, признал, что Дрейфус писал и подписывал шпионские документы. Прошли годы, и другие эксперты сказали, что все это липа. Нет-нет, гражданин начальник, книжки не только стояли у меня на полках, кое-что и читал. У вас как в любом магазине: с виду все прочно, красиво, а копнешь — самая обыкновенная муть.

Возвращает Мисюра акт экспертизы, хвалит:

— Здорово написано, хорошо человек потрудился, не зря получает зарплату.

— Так ваша подпись на вахманской анкете?

— Не моя!

— А экспертиза?

— Экспертиза! — Мисюра многозначительно пожимает плечами. — Могли ошибиться. Старался эксперт, искал детальки, так такие детали, возможно, имеются и в вашей подписи, гражданин полковник. Думаю, что всегда можно найти подходящие точки и черточки.

— Итак, подпись отрицаете, экспертизе не верите. И фотография на анкете не ваша?

— Не моя, снят совсем другой человек.

— Отпечаток пальца тоже не ваш?

— Тоже не мой!

— Алексей Петрович! — обращается полковник Макаров к подполковнику Харитоненко. — Распорядитесь, пожалуйста, прокатать пальчики Мисюры-Мисюренко, и пусть пока отдыхает.


Три дня провел Мисюра-Мисюренко в камере-одиночке, передумал о многом. Его пока ни в чем не изобличили, но это не успокаивает. Неужели из-за документов? Не похож он на ту фотографию, на Украине много Мисюр и Мисюренко, ничего не доказывают, фотографии каких-то живых и дохлых фигур… Фигуры! Вновь выплыло забытое слово, ворвалось в ночь пронзительным девичьим криком. Тускло горит лампочка, серые стены, кругом тишина. Откуда послышался крик?.. Из Яновского, из весны сорок третьего… Только обер-вахман Сушко принял взвод — привезли партию каких-то евреев. Приметил Сушко красавицу в белой блузочке и синей юбке, спрашивает:

— Как тебя звать?

.— Роза! — отвечает молодая евреечка.

— Роза! Понюхаем, какая ты роза, — подмигнул Сушко вахманам. — Через три дня женюсь, нужна тренировка. Пойдем, Роза, есть разговор. А ты, Мисюра, стой на страже и никого не пускай в мой дворец.

Завел Розу в вашраум — домик для умывания лагерников, и сразу же оттуда послышалось:

— Не подходите!

Строго и презрительно крикнула, будто не узница, не в Яновском лагере, не с лютой смертью встретилась. Хохочет Сушко, несутся по лагерю вопли боли и ужаса…

Вышел Сушко из вашраума, ухмыляется, довольный. В дверях Роза — лицо изуродовано, в глазах ужас:

— Убейте меня!

— Не понимаешь, дурочка, своего интереса, — успокаивает, как ни в чем не бывало, Сушко.

— Убейте меня!

Вынул Сушко из кобуры пистолет и выстрелил. Не в голову, не в сердце — в живот.

Зашаталась Роза, упала, корчится в страшных судорогах:

— Убейте меня! Бога ради, убейте меня! Убейте…

— Молчи, стерва!

У него, Мисюры, сердце все же не каменное — вскинул карабин, и пошла пуля за пулей в искаженный страданиями рот, во взывающие к милосердию очи… Умолкла еврейка, а ему еще долго слышалось: «Убейте меня!.. Убейте меня!..» Спорил с еврейкой: «Чего, дура, вопишь, зачем дерешь глотку, ты же убита, убита, убита…» В этот день напился до чертиков, а дальше пошло, как заведено…

Распахнулась дверь, раздается команда:

— Мисюра-Мисюренко, на допрос!

В кабинете все тот же начальник, за приставным столом тот же помощник изготовился вести протокол.

— Не надоело ли быть Мисюренко? — спрашивает полковник Макаров.

— А вам, гражданин начальник, не надоело считать меня Мисюрой?

— Не надоело! Человек вы понятливый, как-никак ответственный торговый работник, значит, можете правильно оценить ситуацию. Начнем, Николай Иванович, с заключения дактилоскопической экспертизы.

Рассматривает Мисюра-Мисюренко акт экспертизы, изучает приложенные к нему документы. Пальцевой отпечаток из анкеты и взятый три дня тому пересечены одинаковыми красными стрелками. У каждой стрелки стоит цифра — от единицы до девятнадцати.

В выводе акта записано: «Совпадение перечисленных выше общих и девятнадцати частных признаков имеет в своей совокупности идентификационное значение и является вполне достаточным основанием для вывода о том, что отпечаток пальца на анкете вахмана Мисюры Николая Ивановича оставлен ногтевой фалангой большого пальца правой руки Мисюры-Мисюренко Николая Ивановича».