Рассказ о первой любви - страница 10
Животный страх, так унизительно корчивший его минуту назад, прошел, и теперь все в Груздеве лихорадочно радовалось присутствию живого человека.
Овраг переехали благополучно, хотя лошадь шла по брюхо в воде, а всплывшую телегу с двумя седоками упругий поток пытался стащить в сторону. Наверху по краю оврага рассыпались рыжеватые огни деревни. Заметив их, Груздев окончательно пришел в себя и даже поправил под плащом сбившийся галстук, предвидя встречу с незнакомыми людьми.
Илья постучал кнутовищем в окно одной из темных от сырости изб. К стеклу изнутри приплюснулось чье-то лицо, тотчас отпрянуло, и через минуту послышался стук засова.
— Илюха? — спросил старушечий голос.
Илья вместо ответа заворчал на лошадь и стал распрягать ее, позвякивая уздой.
— Кого везешь? — снова спросила старуха.
— Корреспондента.
«Говорят, как о мешке с мукой», — обиженно подумал Груздев. С трудом переставляя затекшие ноги, он полез на крыльцо, вошел вслед за старухой в сени, и там его густо обдало духом скотного двора.
— Одежку-то мокрую оставь тут, — ласково сказала старуха. — Ужо я высушу.
В кухне Груздев оглядел себя в маленькое туманное зеркальце. Веки у него покраснели, волосы слиплись, а щеку пробороздили потеки красноватой грязи. Безобразная, с провалившимся безгубым ртом, но приветливая и добрая старуха заметила, что гость хочет умыться. Она налила в глиняный рукомойник теплой воды, от которой у Груздева приятно заломило озябшие пальцы, и уходя за чистым полотенцем, сказала:
— Мойся, холься на доброе здоровье.
Вошел Илья. Теперь, когда тень от капюшона не падала ему на глаза, они потеряли разбойный блеск и смотрели с простоватой доверчивостью.
— А где же Надежда? — спросил он старуху.
Та, вздувая самовар, нехотя проворчала:
— Где ей быть? На посиделки ушла.
С Ильей у нее, очевидно, установился совсем иной тон — по-свойски строгий и незлобиво-ворчливый.
Пока хозяйка собирала ужин, а Илья ходил за водкой, Груздев с любопытством осматривал кухню, горницу, заглянул в боковушку, где возвышалась, вся в кружевах, широкая кровать с целой горой розовых подушек, и потрогал струны висевшей на стене гитары с большим алым бантом на грифе.
— Умеете играть?
Груздев отдернул руку и оглянулся. В горнице, заплетая перекинутую на грудь толстую блестяще-черную косу, стояла девушка, и потому, что она не улыбалась, а глаза ее смотрели из-под сросшихся бровей твердо и холодно, Груздев решил, что гитару трогать нельзя.
— Извините, — смущенно пробормотал он.
— А чего ж, играйте, если умеете, — сказала девушка. — Никому не заказано.
— А вы умеете? — осмелев, спросил Груздев.
— Я-то? Играю…
Какая-то ленивая, даже вялая грация сквозила в ее протяжном голосе, в медленном взмахе густых ресниц, в плавном движении, которым она не перебросила, а переложила на спину свою тяжелую косу. Облик ее вполне совпадал с тем обликом деревенской красавицы, который априорно сложился в представлении Груздева — именно коса, смуглый румянец, крепкие ноги в хромовых сапожках и высокая грудь были ее обязательными признаками.
Ужинать сели в горнице. Груздев со страхом посмотрел на полный стакан водки, налитый ему Ильей, но чтобы не показаться перед Надеждой хлюпиком, зажмурился и лихо вытянул все до дна. На его подвиг никто не обратил внимания. Это не понравилось Груздеву, и он решил во что бы то ни стало отличиться еще раз.
— Утром не проспи, надо пораньше выехать, — начальственным тоном сказал он Илье.
Но тот, ловя вилкой огурец в сметане, только неопределенно мотнул головой и с полным ртом промычал:
— Коа шева шить ам…
Что должно было означать «Какого лешего спешить нам?..»
Надежда сняла гитару; атласный бант мелькнул у ее плеча и, точно крупный алый цветок, зажег смуглую красоту девушки новым, романтически-странным светом.
— Вы похожи на Радду, — сказал охмелевший Груздев.
— Я читала. Ведь вы про цыганку из рассказа Горького?
Она впервые засмеялась, не то польщенная этим сравнением, не то обрадованная тем, что правильно угадала его источник.
— Тебя, бабка, в молодости, знать, цыган догнал, — неуклюже пошутил Илья, но это, вопреки ожиданию Груздева, не вызвало среди женщин никакого замешательства.