Рассказ о первой любви - страница 9

— Что это? — на всякий случай спросил он Илью.

— Погромыхивает, — так же равнодушно отозвался тот и вдруг с неожиданным воодушевлением сказал: — Вот вы человек, должно быть, ученый. Объясните мне, пожалуйста, есть у человека судьба, планида то есть, как у нас говорится, или все это одно впечатление?

— Как? — удивился Груздев, не ожидавший столь крутого поворота к филосовской теме.

— А так, — охотно взялся объяснить Илья. — Почему, скажем, одному человеку везет в жизни сверх всякой меры, а другому, — напротив, не везет? Ну, допустим, не повезло раз, два раза не повезло, а то ведь аккуратно в каждой задумке нет тебе удачи, да и на поди! Взять, к примеру, меня. Чем я человек от других отличный? В колхозе тружусь по совести, не табашник, пью с разумом, воевал — словом, правильной я жизни человек, а счастья мне нет. На фронте, к примеру, определили меня в похоронную команду, и вернулся я без орденов, без ран, словно и не воевал, а в избе на печке отлеживался. Срамота! Или вот насчет женитьбы. За тридцать давно уж перевалило, а я все в женихах прохлаждаюсь. Потому та, которая по сердцу баба, артачится, словно я не соответствую… Эх, да что тут рассуждать!

Очевидно, по натуре Илья был человеком разговорчивым и молчал до сих пор лишь потому, что был занят перевариванием какой-то крепко запавшей в его голову мысли, которую и попытался излить в этих несуразных словах. Говорил он медленно, с продолжительными паузами, точно в запутанном клубке известных ему слов долго и трудно отыскивал самые подходящие. Своей дремучей непонятностью речь Ильи заронила в душу Груздева ту же тревогу, что и гром.

«Чего он хочет?» — подумал Груздев и, не стараясь проникнуть в мысль его жалоб, поспешил переменить разговор.

На вопрос, будет ли гроза, Илья неопределенно ответил:

— Слушайте.

По-прежнему было так же черно вокруг, но иногда сквозь ветки пробивался красноватый отсвет молнии, и вслед за ним продолжительно урчал гром. Дождь стал крупнее. Вода накапливалась в складках плаща и потом, словно по желобам, стекала на колени. Никогда не думал Груздев, что на земле, дарившей его до сих пор теплом курортных берегов, речной прохладой загородной дачи, надежным уютом домашнего пристанища, может быть такое отвратительное, промозглое место. Он сидел и весь напрягался от усилия овладеть собой, но уже чувствовал, что к нему, как в детстве, подбираются те таинственные страхи, которые беспричинно возникают из каждой тени, из каждого шороха.

Дорога пошла под уклон. Илья приостановил лошадь и, когда смолк скрип телеги, стало слышно, как в овраге клокочет вода.

— А, черт! — выругался Илья.

Он проворно соскочил на землю, и тотчас шум дождя поглотил чавканье его шагов. Груздев затаил дыхание. Он хотел окликнуть Илью, но боялся даже своего голоса, на который, казалось ему, лес отзовется злорадно хохочущим эхом.

А в лесу между тем начиналось какое-то бесовское действо: скрипели стволы деревьев, тяжелые громы катились по верхушкам, пригибая их к самой земле, молнии освещали рвущуюся в агонии листву, и дождь стегал все вокруг свистящими струями.

— Гук… — внятно выговорило что-то совсем близко. Так звучит какая-нибудь древесная жила, лопнув в пригнутом стволе, но Груздев уже не был способен отдавать себе отчет в происходящем.

— Илья! — взвизгнул он пронзительным заячьим голосом. Лошадь резко дернула и все быстрее пошла под уклон.

— Илья! — снова закричал Груздев.

Опрокинувшись, он больно ударился спиной о задок телеги и в ужасном предчувствии смерти стал биться, стараясь сбросить с себя плащ. Но в это время лошадь остановилась.

— Вы бы его осадили, змея египетского, — послышался спокойный голос Ильи. — Тут за оврагом деревенька есть. Может, того… заночуем, коли спешить не надо?

— Заночуем, голубчик, заночуем… Поедем скорей, — обрадованно забормотал Груздев. — Зачем нам спешить? Только себя зря мучить, правда?

— Известное дело, — согласился Илья, сводя в овраг «египетского змея» под уздцы. — Там и погреться можно. Четвертной-то у вас найдется?

— Найдется, обязательно найдется, — горячо заверил его Груздев.