Рассказы из далекого прошлого - страница 12

— И мы еще чего-нибудь стоимъ! Насъ Царь отличаетъ!

Топтыгинъ занимаетъ маленькую квартирку. Въ ней все такъ комфортабельно, уютно, что сядешь на качающееся кресло и не желаешь оставить комнаты, въ которыхъ заботливо суетится не прежняя, а нынѣшняя Нина Александровна. Она живетъ только мужемъ, его интересами. Она знаетъ всѣ мелкія привычки мужа, понимаетъ его взглядъ, его жесты.

Степанъ Спиридоновичъ обѣдаетъ въ два часа. Садится онъ за столъ и выпиваетъ регулярно двѣ рюмки водки. Закусываетъ каждую изъ нихъ бутербродомъ съ хорошею икрой. Поднимая первую рюмку, онъ говоритъ:

— За твое здоровье, моя милочка, Нина! За здоровье лучшаго друга моего Анемподиста, за дьякона Павла, учащаго усердно ребятишекъ въ школѣ, за храбраго моего фейерверкера Павлушкина, за понамаря Савкина, спасшаго нашъ деревенскій домъ отъ пожара, и за все православное воинство!

Рюмка опрокидывается въ ротъ. Слѣдуетъ обмѣнъ фразъ съ женой или обѣдающимъ пріятелемъ. Затѣмъ наливается вторая рюмка. Произносятся слѣдующія слова:

— За упокой души моихъ незабвенныхъ родителей, рабовъ Божіихъ: Спиридона и Клавдіи! За моихъ товарищей по оружію: Николая и Дормидонта, за столяра Василія, выручившаго меня въ юности изъ критической нужды, и за воиновъ, животъ свой за отечество на брани положившихъ!

Полковникъ аккуратенъ, какъ старинные часы. Годы проходятъ, смѣняя другъ друга, а онъ остается неразлученъ со своими привычками, любуется на Нину Александровну и изрѣдка ей скажетъ:

— А я, вѣдъ, милочка, началъ испытывать настоящую жизнь только съ тѣхъ поръ, какъ женился на тебѣ. Я не добрый былъ прежде. Теперь же, встрѣчая на улицѣ нуждающагося мужичка, я всегда подаю ему что-нибудь; городскихъ же пьяницъ и проходимцевъ обхожу молча. Подавая лепту, я проговариваю:

— Помолись за здоровье рабы Божіей Нины!

Топтыгинъ цѣловалъ жену. Можно сказать, что онъ вполнѣ считалъ бы себя счастливымъ, если бы не встрѣчи съ молодыми офицерами, не отдающими ему честь. Онъ никакъ не можетъ заглушить въ себѣ оскорбленнаго чувства.

— Какъ, — жалуется онъ, — Царь насъ отличилъ! Мы служили и проливали кровь за отечество, а они, молокососы, насъ не хотятъ знать! Такое отношеніе къ намъ, старикамъ, безусыхъ подпоручиковъ, воля ваша, обидно!

У полковника былъ отравленъ день, когда ему приходилось произносить приведенныя фразы. Простимъ ихъ ему, читатель. Мы знаемъ прошлую жизнь почтеннаго Степана Спиридоновича; мы знакомы съ прекрасными качествами его простой, русской души. Ну, а маленькіе недостатки ея можно и простить, тѣмъ болѣе, что мы сами далеко не безгрѣшны.

«Иной какъ звѣрь, а добръ; другой

И ласковъ, а кусаетъ».

Въ тѣхъ привольныхъ мѣстахъ, гдѣ я провелъ свѣтлое дѣтство, Яблонная Дуброва славилась своею красотой. Взобравшись на возвышенность, съ раскидистыми, столѣтними дубами, она виднѣлась кругомъ на десятки верстъ. Когда взоръ мой ее встрѣчалъ, синѣющую на горизонтѣ, тонувшую въ лучахъ утренняго солнца, отрадно дѣлалось на сердцѣ, и рой разнообразныхъ воспоминаній одолѣвалъ душу. Ѣдешь этой волшебной Дубровой въ вечернюю майскую пору, и чувствуешь, какъ сладкая истома охватываетъ тебя. Кругомъ плотно сдвинулись молчаливые дубы, пряча свои верхушки въ далекія небеса. Догарающій лучъ старается прокрасться сквозь густую зелень деревьевъ и освѣтить золотистымъ отблескомъ изумрудныя поляны, пересѣкающія заколдованный лѣсъ. А запахъ дѣвственной, еще нетронутой косою, травы непрошенно волнуетъ грудь и заставляетъ ее усиленно дышать. Да, все хорошо въ Дубровѣ, и не даромъ я ее люблю! По ту сторону ея склона, гдѣ небольшая рѣчка, съ широкимъ прудомъ у мельницы, омываетъ послѣдніе дубровскіе дубы, пріютилась богатая усадьба владѣльца села Яблоннаго. Лѣтъ слишкомъ сорокъ тому назадъ она принадлежала отставному гвардіи поручику Антону Антоновичу Охлопьеву. Это былъ человѣкъ университетскаго образованія, вольномыслящій, увлекающійся, но любившій покутить и творившій иногда неподобающія безобразія. Сосѣди-помѣщики его боялись, а окрестные крестьяне боготворили. Каждый его поступокъ, выходящій изъ предѣловъ законности и общепринятаго приличія, заглаживался имъ великодушнымъ образомъ.