Рассказы - страница 3

— Библиотека, — отвечал Бенцион.

Словно вспомнив о чем-то важном, ксендз встал, обошел вокруг стола и, чиркнув спичкой, поднес огонек Бенциону.

— Никогда не твори благих дел твоих наполовину, сын мой! — Ксендз, давая ему прикурить, нагнулся так низко, что почти коснулся лицом лица Бенциона.

Еще как следует не прикурив, Бенцион, боясь потерять хоть малейшую толику дыма, глубоко затянулся и долго не выпускал его, как будто совсем проглотил. Вдруг — пыхнув носом и ртом — выстрелил три белые струйки, сразу свернувшиеся колечками, и стал вглядываться в эти зыбкие цепи и звенья, и лицо у него, пока он смотрел, оттаивало, отходило и становилось похожим на лицо улыбающегося во сне человека, которому снится добрый и сладостный сон. Глядя на юное, еще совсем нежное лицо Бенциона, ксендз тоже улыбался чему-то и даже притронулся подушечками пухлых пальцев к мягким, почти детским щекам Бенциона.

— Ты мне нравишься, отрок, ну а скажи, читать ты умеешь? — Ксендз все еще стоял рядом, ища глазами, куда деть погасшую спичку.

— Еще как умею, ого, без запинки шпарю! — самодовольно и с готовностью откликнулся Бенцион.

— И что же ты, книги читаешь? — продолжал расспрашивать ксендз.

— После отца у нас там остались какие-то книжки, ну, разные, по ним я и выучился. Отец умер, — пояснил Бенцион, и вдруг голос у него зазвенел. Ксендз обнял двумя руками голову юноши, поцеловал его в лоб и сказал:

— С этого дня можешь сюда приходить когда пожелаешь, можешь брать папиросы в шкатулке, можешь брать книги, сиди кури себе и читай, сколь душе твоей будет угодно. А скажи, попадались тебе книги по философии? Или исторические романы? Знаешь ты, кто такой Выспяньский? Мицкевич? Словацкий? Слышал про такую науку — история? Вот здесь, — он обвел рукой комнату, — здесь ты найдешь это все. Если придешь, а меня нет дома, то Марта есть, моя экономка, она разрешит тебе взять любую книгу, какую захочешь…

Как выкликают духов — Марта возникла в проеме двери и стояла, выпятив огромную грудь. Она вошла в ту минуту, когда ладонь ксендза покоилась на темени юноши. Увидев свою экономку, ксендз, как обжегшись, отдернул руку, а в заплывших жиром глазках Марты полыхнул стальной отблеск, и взгляд ее стал острым и длинным, как стрела, а дряблый зоб задрожал, и еще, казалось, мгновенье — она закричит, закудахчет, забьет крыльями, как индюк.

— Обед готов, — произнесла она наконец и, еще раз со злобой взглянув на ксендза и юношу, исчезла.

— Пойдем, отрок, трапеза ждет, пообедаем вместе. Ты, отрок, нравишься мне. — Ксендз опять провел нежно ладонью по густым его волосам.

Бенцион, услышав эти слова, вскочил как ужаленный, как безумный — в зубах папироса, в руке — смятый картуз, в другой — еще несколько папирос.

— Что случилось? — Ксендз ухватил его за плечо.

— А вот кушать у вас мне никак нельзя! — Лицо Бенциона было темным, взгляд блуждал и метался, как челнок в ткацком станке, слева направо, справа налево, словно парень искал путь к бегству, и, найдя наконец, рванул с места и побежал, да так юрко и вертко, как будто прожил здесь многие годы и знал в доме все ходы и выходы. Отбежав подальше, он спрятался за углом соседнего дома и, отдышавшись, стал, раскрыв горсть, жадно нюхать папиросы, точно вдыхая аромат благоуханнейших роз.

Постояв еще малость, прямым ходом двинулся к Файтлу-портному. Подмастерья сидели, поджав ноги, на длинном портновском столе, шили и что-то под нос себе напевали. Файтл делал вид, что тоже им подпевает, и раздувал древесные угли в большом утюге. Веселость и легкость, царившие здесь, сразу передались Бенциону, он подхватил знакомый мотив, всем по очереди показывая без слов, как показывает победитель свои трофеи, кучку дорогих папирос на раскрытой ладони: ну что, видели?! Потом не выдержал, прервал песню и выкрикнул:

— Ну и наштопан же куревом, черт батьке его!

— Кто наштопан? — спросил подмастерье.

— Да ксендз, чертяка отцу его!

Файтл, сплюнув на указательный палец, попробовал, разогрелся ль утюг, затем обернулся и посмотрел Бенциону в лицо.

— А ты как у него оказался, у этого ксендза? Ты что, вправду чокнутый?