Рассказы о котовцах - страница 11

Это его конные части смело двинулись в обход Горынки по тылам белополяков, с ходу захватили переправы на Икве, у селений Дунаев и Бережцы, и стремительно промчались дальше, до самого Почаева. Но что было делать, когда пехота не смогла продвинуться за своей конницей? Противник в те дни сдержал на внешнем фронте натиск красной пехоты, и усилия Котовского в тылу неприятеля не принесли успеха. Генерал Галлер, командир тринадцатой дивизии белополяков, бросил против конницы свежие резервы и осложнил ее маневрирование. После рейда Котовский не сидел сложа руки ни минуты. Преисполненный решимости взять Горынку во что бы то ни стало, комбриг приказал снова готовиться к наступлению.

На этот раз он решил атаковать Горынку на рассвете и просил начдива прислать на помощь хотя бы немного пехоты. Однако в помощи было отказано, и комбригу ничего другого не оставалось, как рассчитывать только на собственные силы.

Много часов Котовский работал в штабе бригады в этот день. Он то сидел с начальником штаба у настежь раскрытого окна за сводками и донесениями разведчиков, то вышагивал по комнате, обдумывая детали операции, или подолгу склонялся над картой, делая на ней пометки цветными карандашами. И только к исходу дня, перед заходом солнца, когда все было продумано и взвешено, он собрал в полевую сумку бумаги, карту и пошел к себе на квартиру, чтобы подкрепиться и отдохнуть.

В эти дни, в Катенбурге, Котовский квартировал в простой крестьянской хате, крытой соломой. Гостеприимные хозяева охотно уступили ему летнюю половину своего жилья, и он проводил там короткие часы своего отдыха.

Во дворе Котовского встретили его коневод и владелец хаты. Они давно поджидали комбрига к ужину и обрадовались его приходу.

— Добрый вечер, дидусь! — улыбнулся комбриг хозяину.

— Вечер добрый, Григорий Иванович! — радушно ответил старик и засуетился возле комбрига, не решаясь о чем-то спросить.

— Достань-ка воды, — обратился комбриг к коноводу и стал торопливо снимать ремень, гимнастерку, нательную рубаху.

— Вода готова, — ответил коновод. — Только что вытянул из колодца.

Котовский подошел к бадье с водой и запустил в нее руку по самый локоть.

— Не годится, — возразил комбриг и шутливо погрозил коноводу пальцем. — Опять мудришь насчет простуды? Ну-ка живо достань свежей, студеной, чтоб была как лед!

Коновод сокрушенно вздохнул, молча выплеснул воду в водопойный желоб, ухватился обеими руками за шест скрипучего колодезного журавля и загремел бадьей.

А комбриг уже делал гимнастику, которой он занимался каждый день и утром и вечером, в любую погоду.

Закончив последнее упражнение, он дал знак коноводу, и тот с шумом и плеском окатил его крутую спину колодезной водой. Комбриг долго фыркал и кряхтел от удовольствия, разбрызгивая воду вокруг себя. Еще дольше растирал докрасна свои атлетические мышцы суровым крестьянским полотенцем.

Когда комбриг покончил с гимнастикой, подошел хозяин хаты.

— Плохи наши дела, — сказал старик глухим голосом и грустно посмотрел на Котовского.

— Ты о чем, дидусь? — спросил комбриг участливо.

— Да как же, Григорий Иванович, — продолжал хозяин. — Войне, видать, конца-краю не будет, а пшеница вот-вот вызреет. И когда ее косить будем, ума не приложишь.

— Что ты, дидусь. Разве мы дадим погибнуть хлебу, — стал успокаивать его комбриг. — Недолго еще осталось ждать. Вот только вытурим шляхту из Горынки, тогда и начнете косить.

— Хорошо бы так, Григорий Иванович, — закивал головой хозяин.

Котовский с сочувствием отнесся к беспокойству хозяина за судьбу своего хлеба. В тревоге старика он с новой силой ощутил всю остроту того бедствия, которое принесли на своих штыках белополяки хлеборобам Украины.

— Не дождаться, дидусь, польской шляхте хлеба с ваших полей, — вдруг твердо сказал комбриг. — Еще денек-другой, и мы непременно вышвырнем их отсюда!

Взволнованный, он с трудом застегнул непослушными пальцами воротник гимнастерки, прошелся из конца в конец двора, потом обошел вокруг колодца и бесцельно остановился у желоба с водой. И только немного погодя, когда постепенно успокоился, он подошел к накрытому столу, поставленному здесь же, на дворе, у порога хаты, чтобы поужинать, но внимание его привлек топот коня.