Рассказы о котовцах - страница 5
Политрук Шимряев поглядел с усмешкой на озадаченные лица «птенцов» и серьезно заметил:
— Генералы не такие простаки, как Христоня расписывает. Они умеют кровь пускать нашему брату. Не зря мы с ними деремся третий год и никак не доконаем! А что Орлик верно служит нашему комбригу, так только потому, что чувствует его твердую руку и душевную ласку.
Порассказав еще кое-что из были и небыли, Христоня вскочил с попоны, снял с ветвей просохшую одежду и проворно оделся.
Неожиданно появился эскадрон Скутельникова.
Всадники показались с солнечной стороны на узкой проселочной дороге, петлявшей в буйных хлебах. Впереди эскадрона торопливо шагала толпа обезоруженных петлюровцев, скрипело десятка два повозок и пылил небольшой табун оседланных лошадей. Доносился насмешливый голос взводного Евдокима Ляхомского: «Шагай, шагай, панове! Отвоевались! Будет вам жировать на украинских хлебах из рук Пилсудского!»
Скутельников остановил пленных у края дороги, а сам поскакал к роще. Котовский и его штаб вышли из осинника и пошли эскадронному навстречу.
Котовцы глядели на пленных кто безучастно, кто осуждающе.
— И чего люди блукают по белому свету? — вздохнул Охрименко, разглядывая пленных.
— Запутались в трех соснах, вот и блукают, — ответил Христоня.
Политрук Шимряев косо поглядел на пленных и сказал неприязненно:
— Рыскают как волки между Польшей и Украиной, а угодят в плен, так в слезы: «Несознательные мы, заблуждались!»
Взводный Ляхомский, саженного роста молодец, завидев Котовского, подал команду:
— А ну стройся в одну шеренгу, панове!
Свыше сотни пленных быстро построились в один ряд и замерли. Позади шеренги вытянулся обоз, загруженный штабным хозяйством, офицерскими пожитками и провиантом.
Котовский в сопровождении командиров деловито шагал через поляну, отделявшую рощу от дороги, и поглядывал издали на пленных. В красных галифе и светло-серой гимнастерке, плотно облегающей крутые плечи, Котовский шел с высоко поднятой головой и был величествен, как истый полководец.
Котовский осмотрел трофейных лошадей, приказал отвести их в сторону и подошел к пленным.
— Откуда родом? — спросил Котовский пленного с солдатской выправкой.
— Из Луцкого уезда.
— Почему связался с прохвостами?
— Мобилизован призывной комиссией.
— Когда?
— В январе девятнадцатого.
— Много ли земли в хозяйстве?
— Где уж там много, — вздохнул пленный. — Две десятины всего-навсего на пятеро душ.
— Что дальше думаешь делать?
— С радостью пойду в Красную Армию, ежели возьмете!
— Всерьез или до первого случая?
— По гроб жизни, ежели возьмете, — оживился пленный и пожал плечами. Сам не знаю, чего ради таскался за брехуном Петлюрой!
— Надо обдумывать свои поступки, — обнадеживающе поглядел Котовский на пленного и пошел дальше вдоль шеренги.
Допросив еще нескольких человек, комбриг, остановился перед рослым юношей, пощупал мышцы рук, пристально поглядел в глаза:
— А ты откуда?
— Из Липовца, — ответил юноша…
— Кто родители?
— Батько путевой обходчик, а мать померла.
— Год рождения?
— Тысяча девятисотый.
— Мобилизован?
— Служил добровольцем в Красной Армии у батька Боженко, в дивизии Щорса. В августе девятнадцатого года, под Коростенем, попал в плен. Завезли меня в Польшу, в Ланьцут, а там морили голодом, пока не согласился служить… вот у этих. — И юноша кивнул головой на петлюровского сотника с дерными франтоватыми усиками, в серой черкеске и высокой кубанке.
— Грамотный?
— Кончил пятиклассное городское.
Котовский поглядел на эскадронного Скутельникова:
— Вот тебе писарь, командир, и, видать, неплохой будет рубака. Так что не бузи мне больше, что писать у тебя рапортички некому.
Скутельников широко улыбнулся:
— Я с ним уже договорился. Ждал только, что скажете вы, товарищ комбриг.
— Утверждаю, — сказал Котовский и поглядел на парня серьезными глазами. — Только чтоб в плен мне больше ни-ни. Гляди, хлопец!.. А коня своего бери.
Приглянувшийся комбригу молодец оторопело поглядел на него, хотел было произнести слова благодарности, но от волнения только захлопал пушистыми ресницами и побежал к табуну лошадей, где его ожидал конь, возвращенный ему комбригом.