Рассказы - страница 6
Штанишки мама обрезала. Но подшить, конечно, не успела. Жилеточку достали прямо из чемодана — кто б её еще погладил, когда утюг перегорел…
Светлана Владимировна подтолкнула меня на сцену. Я сделала два шага и остановилась.
Проклятые ботинки! И жилетка совсем мятая…
— Попросим, попросим, ребята!..
— Поп’госим, поп’госим, ребята! — крикнул Женька Жердяев с первого ряда.
Вся морда в шоколаде. С грильяжа сахар обгрызёт, весь орех обслюнявит, зажмёт в пальцы и — пуляет в кого-нибудь…
— Поп’госим, поп’госим.
Гад! Ведь и не картавит совсем — так только, изгаляется.
— Поп’госим, поп’госим…
Проклятые ботинки!
— Ну? Чё стоишь? — шипит Снежанка Мартыненко со второй ступеньки нашей единственной лесенки на сцену. — Шлындра недоделанная.
Шлындра? П’госим, п’госим? Проклятые ботинки?
Я шагнула к микрофону.
Кто-то успел подобрать жердяевский орех, обслюнил его и запулил мне прямо в лоб.
П’госим, п’госим…
Светлана Владимировна подбежала мелким шагом, опустила свои руки мне на плечи — я дернула плечами и сбросила руки, а потом еще и оттолкнула их… плечами.
П’госим, п’госим?
— Если этот Новый год ко мне летом подойдёт.
П’госим, п’госим?
Светлана Владимировна вновь сжала моё плечо.
— Я скрещу в подоле пальчики — чтоб меня любили мальчики! — Я ударила ребром правой руки по локтю левой и согнула её — левую руку — с самым большим кулаком, на какой я была способна.
Пауза.
Светлана Владимировна убрала ладонь с моего плеча.
Женька Жердяев заржал и захлопал в ладоши.
Я спрыгнула со сцены, подошла к нему, запустила руку в его кулёк, вытащила все, что попало в жменю, посмотрела:
— Фу! Такую срань мой папа мне давно не покупает! — и швырнула всё это в зал. И ушла.
Снегурочка Изольда Тихоновна нашла меня под лестницей. У двери в подвал. Это был любимый закуток всей школы: мальчишки там дрались, девчонки плакали.
Она оторвала меня от стенки и прижала к груди:
— Ну, ничего, ничего…
— Изольда Тихоновна!.. Изольда Тихоновна!
— Да какая тебе Изольда Тихоновна?!. Зови меня Золя…
— Тётя Золя, тётя Золя! Там же все не так!.. все не так!!
— Я знаю…
— Откуда Вы можете знать?!
— Я знаю. Я читала:
Дома мама меня спросила:
— Ну, как утренник прошел? Всё хорошо? Бери веник, давай помогай, а то скоро гости придут, а у нас — вон срач какой!.. или как это зовется…
Утром я взяла Даньку — это мой любимый мишка — и пошла гулять.
Я уже давно знаю, что никакого Деда Мороза нет, и не вешаю носки.
Я вышла из подъезда. Какой-то мужик на скамейке спал над пивом.
Когда я хлопнула дверью, он проснулся, помахал рукой и крикнул: «Иди сюда!», — и поднял свою бутылку.
Я не тронулась с места: мама мне строго-настрого запретила подходить к незнакомым взрослым дядькам — я не тронулась с места, только поплотнее прижала к себе Даньку.
Мужик сам подошел и опустился на корточки рядом, прислонясь спиной к стене дома.
Потом он поболтал своей бутылкой — там был снег или как это зовется — пиво замерзло — он поболтал своей бутылкой, посмотрел на неё и спросил: «Ты любишь стихи?»
Я ничего не ответила.
Он отпил из своего снега.
— Ну, а Евтушенко — ты знаешь? Нет, ты извини, я, конечно, все понимаю — откуда тебе знать Евтушенко?! Ну-ты извини… Нет, ну, а… стихи — ты любишь? Хочешь, я тебе почитаю? Понимаешь, плохо мне сегодня… давай, я тебе стихи почитаю?
Я молчала.
Он встал, тихонько потряс меня за плечо, покивал головой:
— Ты извини, тетка… Понимаешь, сложно всё это… Щас, щас я почитаю — только закурить сначала надо. Ты, тётка, извини. Ну, как тебе всё это объяснить?.. ну, щас, я — закурю…
Он закурил, отпил из своей бутылки, улыбнулся. Подмигнул:
— С Новым годом тебя, тетка! Ты — не бойся: я плохого тебе не сделаю… — Он грустно рассмеялся. — Ладно, обещал — сам напросился — иди сюда, я тебе стихи почитаю. Только я курить буду — ты не против? Сударыня?
Я покачала головой.
— Вот и славно. Только вот смотреть на меня не надо! Ага?.. А-а, да, сейчас вспомнил, с Новым годом тебя, тетка! С Вашего позволения, я вот еще немного пива…
Он отпил пиво, снова прикурил, покачал головой: