Разные люди - страница 7

— У меня есть достоверные данные, что заместитель директора Корнилов регулярно заправляет свою личную автомашину марки «Волга» М-21, цвет бирюзовый, государственные номерные знаки ЛЕВ 11-00, в вашем институтском гараже. Что вам известно по данному вопросу и можете ли вы подтвердить это письменно?

…Корнилова в институте называли Четвертым, но, в отличие от всех других заместителей директора, включая и собственного шефа, для Федора Терентьевича он был просто Никита Алексеевич. И даже не просто, а от всей души и от большущего к нему уважения…

Никита Алексеевич поступил в институт недавно и по годам годился ему в сыновья, но, считай, с первых дней сложились у них какие-то свои отношения, крепнувшие день ото дня. Держался Никита Алексеевич строго и с достоинством, но были в нем ровная приветливость и еще что-то до поры до времени Федору Терентьевичу непонятное, но располагавшее его к новому замдиректора.

До прихода Никиты Алексеевича на этой должности сидел сонный старичок Викентий Владиславович, которого с незапамятных времен подмял и заставил плясать под свою дудочку хитрый и надменный начальник отдела капитального строительства Роман Иванович Колотыркин, сорокапятилетний румяный ухарь, строивший насмешки над самим Федором Терентьевичем. В роте у Федора Терентьевича, помнится, тоже был один такой, так пришлось с ним ох как помаяться, пока человеком сделали, елки-моталки.

Оба они трудились, должно быть, не слишком сноровисто, план несколько лет кряду не тянули, и, понятно, дело кончилось тем, что Викентия Владиславовича спровадили на пенсию, а на его место позвали молодого и бойкого Никиту Алексеевича.

Случайно получилось так, что столкнулись они недели через две после его прихода в институт, когда Маня Акифьева опять в слезах заявилась к Федору Терентьевичу и наотрез отказалась прибирать кабинет Колотыркина, который вконец замучил ее придирками и грубостями. И тогда не любивший жаловаться Федор Терентьевич решил поговорить насчет Колотыркина с Никитой Алексеевичем. Новичок молча выслушал его рассказ, уточнил, как было дело, приказал секретарше вызвать к нему Романа Ивановича и так его отчихвостил, что Федор Терентьевич раз навсегда зауважал Никиту Алексеевича. Он не кричал и даже ни разу не повысил голоса, а всего лишь высмеял Колотыркина, но сделал это хлестко и настолько едко, что спесивый Роман Иванович сначала побелел, потом побагровел, а минут эдак через пять задергался, как кукла на ниточках, которую, бывает, показывают в телевизоре! И с той поры стал шелковый, елки-моталки!

Никита Алексеевич поступил к ним в январе, а к концу лета того года институту вдруг понадобилось устроить новую лабораторию сверхточных измерений. Федор Терентьевич поставил себе за правило ни под каким видом не совать нос в чужую работу и, понятно, не знал, зачем все это надобно, но краем уха услыхал, что задача, как говорят, умри, но сделай. Никита Алексеевич срочно привел каких-то парней с приборами, чтобы найти в институте такое место, где меньше всего тряски от трамваев и другого городского транспорта. Те парни неделю мерили тряску, а потом сказали, что самое тихое место аккурат где кабинет и приемная Никиты Алексеевича, на первом этаже старого корпуса. Там сразу вскрыли полы и полным ходом принялись рыть землю, чтобы докопаться до материкового слоя и на нем ставить фундамент под хитрые машинки. Никита Алексеевич временно сел в свободный кабинет к Седьмому, а немного погодя убыл в отпуск. Пока Никиты Алексеевича не было, ему делали новый кабинет на втором этаже конструкторского корпуса. Федор Терентьевич к ремонтно-строительному цеху, ясное дело, не касался, и никто ему не поручал следить за ихними рабочими, однако он, на этот раз изменив своему правилу, ежедневно проверял не только ход работ, но и их качество, а к возвращению Никиты Алексеевича обставил его кабинет старинной мебелью с тонкой резьбой и множеством бронзовых нашлепок в виде голых баб и разных прочих ангелов, дудящих в трубы.

В день приезда Никиты Алексеевича он для приличия выждал до полудня, а потом явился в его приемную. Шустрая секретарша Машенька тут же доложила о нем Корнилову, и тот пригласил Федора Терентьевича к себе.