Разрушение храма - страница 7
И сколько раз я потом спрашивал самого себя — пошел ли мне на пользу этот урок, извлек ли я из него пользу для самого себя? И если да, то обернулись ли когда-нибудь радостью и счастьем те мои страдания и мучения?
Спрашивал и затруднялся с ответом.
Бейрут — потери, потери, потери, отчаянные мои мысли и мрачные раздумья, и долгие ночные проходы по всему городу, и одинокие фигуры полицейских в чалмах под фонарями, и глухие удары волн на набережных, и огромная, не поддающаяся никакому измерению и описанию пустыня жизни над ночным морем и в моей собственной душе, и как ползло утром по берегу между камнями какое-то странное существо — не то краб, не то карликовый осьминог, смешно перебирая своими членистоногими щупальцами, и как, глядя на него, я подумал о том, что вся моя беда, все мои горести и печали, наверное, не так-то уж и велики по сравнению с главной бедой всего человечества, на фоне всех его горестей и печалей, но все равно что-то уже очень сильно душило меня в то утро на берегу Средиземного моря, и среди всех, кто уже держал в то утро руки у меня на горле, был и ты, Бейрут, и ты, Бейрут, и ты, Бейрут…
Я стою у окна своего номера в «Режант-отеле» и смотрю вниз, на центральную площадь города — на площадь Пушек. Только что мы приехали с очередных развалин, пообедали, и теперь до ужина каждый может распоряжаться своим временем как хочет.
Сразу же образуется несколько отдельных отрядов — одни идут в наше посольство, другие — в армянский клуб (приблизительно четвертая часть нашей группы приехала повидаться с родственниками-армянами, которых здесь в Бейруте, видимо-невидимо), третьи отправляются в городской сад, четвертые — просто бродить по городу…
И только я один никуда не иду. Я не хочу присоединяться ни к кому — ловить сочувственные взгляды соотечественников выше моих сил.
И я говорю, что плохо себя чувствую (все понимающе кивают мне головами) и, пожалуй, останусь в гостинице (и снова все понимающе кивают головами).
И вот я один (только одному, только одному хочется мне быть все эти дни — как я только выношу все эти экскурсии и поездки). Сначала я ложусь на кровать и просто лежу, глядя в потолок, закинув руки за голову. Потом начинаю ощущать какой-то незнакомый запах. Я скашиваю глаза в сторону, на ее кровать (как муж и жена мы, естественно, живем в одном номере) и замечаю на тумбочке около ее кровати большой флакон духов.
Я встаю, подхожу к ее кровати. Духи называются «Христиан Диор». Французские духи. Огромный флакон. Самые дорогие духи на белом свете. Так, так…
Откуда же взялся у нее этот большой флакон? Свои доллары (а заодно и часть моих) она потратила в первый же день. Значит… Значит, это подарок. Его подарок.
Что делать? Выбросить? Вылить в умывальник?.. Конечно! И немедленно.
Я протягиваю руку к большому флакону, и вдруг передо мной возникает картина: я вижу себя как бы со стороны — пылкий ревнивец, склонившись над раковиной, дрожащей рукой выливает подарок соперника.
И сразу же вслед за этой картиной возникает передо мной Его лицо, Его усмешка — лей, лей, а мы еще одного «Диора» купим.
И ее глаза, полные презрения и жалости.
И я отдергиваю руку. Нет, такого удовольствия я им не доставлю. Ни Ему, ни ей. Если она считает возможным оставлять открыто, на виду, Его подарок в номере, в котором мы как муж и жена вынуждены пока жить вместе, значит, она внутренне уже на что-то решилась. Значит, чтобы не позориться и не рвать на куски себе нервы, надо перестать жить с ней в одном номере. Пусть наш прекрасный руководитель снимает теперь для меня и для нее отдельные номера. И там, в своем отдельном номере, она может раскладывать и развешивать его подарки как захочет. А я буду жить отдельно от нее.
Но если это произойдет, он будет запросто ходить к ней в номер…
Пусть ходит. Пускай ходит в ее номер, а не в наш с ней общий номер.
Наверное, я уже не люблю ее. Уже не люблю… Или не любил никогда? И наш брак был ошибкой?.. А сын, который остался в Москве, от которого папа и мама уехали вместе, а вернутся врозь, чужими людьми?
Может быть, рассказать обо всем самому послу? Пусть принимает меры… Идиотизм! В конце концов, я же не истеричная баба, которая бежит в партком жаловаться на неверного мужа.