Разрушенные - страница 29

Я почувствовал себя живым. Раздраженным, сексуально возбужденным и разочарованным.

Бой с Эверестом не сделал ничего. Его кулаки не причинили мне боли, для меня он был слишком легкой добычей. Высокомерный ублюдок не оправдал своего хвастовства и теперь мне придется искать другие пути самоисцеления.

Я не думал, что Зел ответит, но в конце концов, она сказала:

— Это была моя приемная сестра. Они были моей девятой приемной семьей, и я была больше дикой кошкой, чем маленькой девочкой. В первый день я была новинкой, такой же, как всегда, такой же, как и раньше, но позже, на третий или четвертый день, я становилась игрушкой, которую пытаются уничтожить. Она и ее брат уговорили меня зайти в гараж, сказав, что они видели котенка, бегающего поблизости.

— Я была больше привязана к животным, и только мысль иметь кошачьего друга заставила меня туда пойти. После того, как мы там оказались, они бросили меня на землю и связали скотчем мои руки и ноги.

Она остановилась, бессознательно прикасаясь к поврежденному месту на ухе.

— Чтобы порезать меня, они использовали оловянные ножницы отца, сказав, что я должна быть помечена, как дикое животное, видя, что я никогда не буду настоящей девочкой. После этого они оставили меня в крови, пока их отец не вернулся с работы. Вместо того чтобы быстро доставить меня в больницу, он пытался зашить мне ухо самостоятельно. Если бы детская служба обнаружила, что его собственные дети причинили мне боль, он бы вылетел из списка по воспитанию, и ему было бы отказано в еженедельном чеке.

— Так случилось, что он плохо справился с этой работой, и в конечном итоге, я выглядела, как побитая собака, — она напряглась всем телом, перестраиваясь из жертвы в бойца. — В ту ночь, я сбежала. Это был первый раз, когда я убежала. У меня не было денег или идеи, что я собираюсь делать, но это было лучшим, что случилось со мной. Побег, вот что.

Я не заметил, как сжал кулаки и что каждый мускул моего тела был напряжен. В стремлении получить боль, смешанную с чувством мести этим ублюдским детям. У меня не было угрызений совести по поводу причинения боли несовершеннолетним.

— Сколько тебе было лет?

— Тринадцать.

Мое уважение к ней возросло. Не только потому, что она была сильной женщиной, но также и потому, что и ребенком была такой же. Как и я когда-то. Я бежал, но, к сожалению, бежал в неправильном направлении.

Я хотел спросить ее о других изъянах. Я нуждался знать каждый ее секрет, но я хотел ими наслаждаться — попытаться и разгадать их прежде, чем узнать от нее правду. И я найду правду, потому что она не уйдет.

— Спасибо, что рассказала мне.

Наконец, она подняла взгляд, и цвет ее глаз стал темнее. Темнее леса и травы.

— Сейчас ты меня отпустишь?

Я улыбнулся, превращая шрам на щеке в гримасу.

— Нет. У меня нет выбора. Я не могу позволить уйти кому-то, кто так сильно меня интересует. Кто заставляет мой член испытывать такую сильную боль. Я даже не знаю тебя, и пока ты вызываешь у меня больше вопросов и сильных желаний, чем кто-либо до этого, — пожав плечами, я вторгся в ее личное пространство, оттолкнув ее назад. — Я не отпущу тебя, пока не поимею, и нет ничего, что ты можешь сделать, чтобы это остановить.

Она посмотрела на меня так, будто я был дьяволом, просящим ее душу.

Мой желудок замутило болезненным удовлетворением. Слишком долго я был использованным. Было бы хорошо теперь использовать кого-то другого. Использовать ее тело, разум, душу, чтобы исправить все внутри себя.

Зел сделала шаг назад, сверкая зелеными искорками в глазах.

— Ты помешался. Ты правда считаешь, что я захочу тебя после этого? Какое бы притяжение к тебе я не чувствовала, оно испарилось, благодаря твоим требованиям пещерного человека. Ты идиот, и с меня хватит. Отпусти меня.

Я двинулся вперед, сердце забилось при мысли взять ее против воли. «Ты не можешь этого сделать. Ты прекрасно знаешь какого это».

Замирая, я выпрямил плечи.

— Сколько?

Свирепо посмотрев, она хлопнула руками по бедрам, будто могла испепелить меня взглядом.

— Ты, мать твою, глухой? Нет цены. Нет сделки. Я ухожу, и ты не можешь меня остановить, — на ее лице застыло выражение напряжения, а гибкое тело дрожало. Все в ней заставляло меня хотеть попробовать ее на вкус.