Разрушенные - страница 30

Сжав руки, я вздрогнул от мелких порезов на костяшках пальцев от борьбы.

— Как твое полное имя?

Я решил пойти другим путем, заставив почувствовать замешательство. Утомить ее намеками и бесконечными вопросами.

Нахмурившись, она тяжело вздохнула, злость полыхнула в ее глазах, отдаваясь румянцем на ее щеках. Она испуганно заметалась взглядом по всему пространству помещения, поверх моих плеч, на статуи, к лестнице. Каждое направление ее взгляда лишало меня возможности видеть ее мысли.

«Черт побери, посмотри мне в глаза». Я никогда не понимал, насколько полагался на взгляд в чужую душу. Это давало мне те подсказки и идеи, которые я не мог получить иначе.

— Если ты ищешь оружие, то ты его не найдешь, и я сомневаюсь, что ты достаточно сильная, чтобы бросить пятидесятикилограммовую статую мне в лицо, — я похлопал по карману, где лежал ее нож. — Согласуй сумму, и как акт доброй воли, я отдам тебе твой нож.

Она замерла, обдумывая мои слова.

— Позволь мне понять. Ты хочешь заплатить мне, чтобы трахнуть меня, хотя у тебя есть чудовищный особняк, и ты можешь получить в кровать любую женщину, если на самом деле научишься некой тактичности и обаянию, — на ее совершенных, пухлых губах появилась легкая улыбка. — Печально, когда я об этом думаю. Жаль, но я не сплю с мужчинами из-за денег или жалости, или по какой-либо другой причине, так что заткнись и дай мне уйти.

Я не мог перестать смотреть на ее снисходительную полуулыбку. Это было насмешкой надо мной. Принижением меня. Полуулыбки были ленивыми. Они были фальшивыми. Или улыбайся с помощью гребаной души или не притворяйся.

Наверное поэтому я не улыбался с того момента, как мне исполнилось шесть. Умерла моя душа.

Я получил достаточно. Гнев забурлил у меня в крови, я нуждался в ней подо мной. Больше никаких гребаных игр.

— Я не хочу любую женщину. Я хочу тебя. Поэтому перестань валять дурака. Назови свою цену, и я заплачу.

Я мог владеть особняком и привлекательным клубом, но ни с кем не делил свою кровать. Ни с кем. Конечно, я и раньше трахался, но никогда не имел обязательств или удовольствия спать рядом с кем-либо. Для этого нужно было максимальное доверие. Быть беззащитным в присутствии другого? Нет. С моим прошлым, это было невозможным.

Зел поджала губы, не сказав ни слова.

— Сдайся. Это одна из коммерческих сделок, и я выиграю, dobycha.

— Как бы ты меня не называл. Прекрати это, — прорычала она, в ее глазах вспыхнул зеленый огонь. — Не называй меня так.

Ее твердое и очевидное неприятие моей просьбы, поддерживало огонь моего самообладания, пока мое тело наливалось раскаленной энергией. Я хотел, чтобы эта женщина меня боялась, но она продолжала оставаться царственной и насмехающейся — неприкасаемой.

Я остановил взгляд на ее груди, вздымающейся и быстро опадающей.

— Это может быть таким простым. Я не прошу возможности причинить тебе боль. Я прошу тебя позволить подарить тебе удовольствие, принимая в собственность и платя тебе кругленькую сумму, — я облизал губы, любя напряжение в своем теле и острую боль в моем члене. — Мне нужно трахнуть тебя, и чем больше ты борешься, тем сильнее желание становится.

Я сделал шаг вперед, хватая ее за подбородок, и крепко ее удерживая. Сильная вспышка между нами вернулась, как молния, проносясь со свистом и опаляя, превращая мои мысли в кашу.

Черт побери, я хотел ее.

Ее кожа блестела, рот открылся. Разгневанный румянец исчез, сменившись насыщенным цветом эротической потребности. Я переместил руку с ее подбородка на грудь.

Она замерла, выпрямив спину, позволяя моей ладони захватить еще больше ее плоти. Ярость в ее глазах сражалась с пылающей похотью, и я забыл, как, черт побери, дышать, когда ласкал ее, полностью уничтоженный тем, что ее сосок затвердел и заострился.

Спор и отказ только увеличивали мою потребность. Мое воображение стали наполнять картины того, какой влажной она будет, какой мягкой будет ощущаться, и какая сладкая она на вкус.

Я не мог больше этого выносить.

— Я заплачу тебе сто тысяч долларов.

Широко открыв рот, она не дышала.

Внезапно я испытал психологическое побуждение поцеловать ее. Каждая секунда, которую я проводил, прикасаясь к ней, возвращала меня к жизни, вырывая из костей и пепла моего прошлого. Она была нектаром, утопией, исцелением.