Разрывая стены - страница 5
Больше недели ему удалось прожить в городе, избегая неприятных ситуаций, но удача не могла сиять вечно. Бэй уже научился различать местную полицию, приходившую время от времени на площадь, и старался исчезнуть заранее, но в тот день ему не удалось уйти незамеченным. Своими частыми появлениями Кобейн привлек внимание продавцов, на него вдруг набросилось несколько крупных мужчин, тут же зазвучали их голоса, привлекающие внимание полиции. Через несколько мгновений Ван Дорн оказался распростерт на красной земле. Держали его грубо и так, что не вырвешься, а вокруг быстро смыкались в плотное кольцо решительно настроенные зрители. Чьи-то руки сорвали с головы Бэя капюшон и потянули со спины широкий ворот, оголяя плечи. Над его головой раздались удивленные возгласы. Татуировка! Догадался Бэй, и ударом пришло осознание — ее накалывала Ана! Знать бы еще, что означали ее рисунки в этом мире. Но они изменили положение Кобейна, потому что когда его подняли с земли и поставили на ноги, отношение к нему полиции и собравшихся людей стало иным. Вместо настороженности и раздражения на их лицах появилось изумление. Со всех сторон летели вопросы, но не криками и сквозь плевки, а со сдержанностью, схожей с уважением. Бэй выдавил из себя пару слов, из тех, что успел выучить, здороваясь и пытаясь сказать, что с ним все в порядке.
Настроение людей снова сменилось — на этот раз на презрительно-жалостливое. И, прежде чем Кобейн успел прийти в себя, на его одежду налепили ярко-синий треугольник, а на шею повесили веревку с плоским медальоном из бирюзы той же формы. Полиция направилась дальше, зрители разошлись, а Бэя не держали ноги. Он опустился на невысокий парапет около фонтана в виде пьющих воду птиц, пытаясь прийти в себя и понять случившееся, когда к его ногам упала монета.
Так началась трудовая деятельность детектива Ван Дорна в новом мире. После выступления в трусах на свалке Великолепный Бэй зарабатывал милостыню на рыночной площади.
Все дело было в знаках. Плащ с желтыми пятнами превращал в изгоя, синий треугольник давал право на милостыню. И не только — к Бэю относились как к умалишенному, и никто особо не пытался с ним заговаривать. А если люди и обращались, то очень простыми предложениями. Так что непонятный инцидент стал подарком Судьбы, предоставив Кобейну прекрасную возможность находиться на шумной площади, наблюдая за жизнью вокруг и впитывая незнакомую речь.
За место у фонтана пришлось побороться. Трое бродяг, которые побирались рядом с каменными птицами днем и спали ночью под журчание воды на вонючих циновках, попытались прогнать конкурента, прихватив заодно его дневной заработок в несколько монет, способных обеспечить буханкой хлеба и куском сыра или вяленого мяса. Бродяги вооружились палкой и обломком железного обода и напали на Бэя, когда опустела площадь.
Ван Дорн отвел душу! Выплеснул в короткой драке напряжение, не оставлявшее с того момента, как он очнулся под чужими звездами. Во вспышке праведной агрессии был вызов, что Кобейн справится! Выживет! Что этот мир будет вынужден принять его.
Его соперникам хватило нескольких минут, пары сломанных пальцев и синяков, чтобы понять, что их место у фонтана потеряно, зато заработки Бэя выросли. Даже на казавшейся безлюдной площади нашлись свидетели, а слухи в маленьких городах разносятся самым легким ветром. Так что когда Кобейн вставал со своего места и шел купить что-нибудь из еды или одежды, его все чаще встречали уважительными взглядами. Пусть и густо сдобренными жалостью.
Понемногу у Ван Дорна появились иные подработки, кроме сбора милостыни. Постоянные продавцы стали звать его отнести или погрузить товар. Недалеко от заброшенного сарая, во влажном овражке рос тростник, из которого получались хорошие свистульки. Сначала Бэй вырезал их острым осколком обода, потом ножичком, что прикупил на рынке. Он раздавал мальчишкам свистульки бесплатно, но вскоре стал получать за них мелкие монеты.
Благодаря цепкой памяти Кобейн быстро расширял набор слов и фраз нового языка, но ему приходилось держаться в рамках роли, полученной вместе с голубыми треугольниками. Жители города называли Кобейна «Поцелованным Тенью». Что бы это ни значило, положение было удобным вначале, но обещало скоро превратиться в набор из ограничений.