Развиртуализация. Часть первая - страница 17

– Кутялкин, пассивная ты жопа, – прошипел Андреев, видимо угадав мысли. Несмотря на радушное выражение его лица, Кутялкин понял – это не комплимент. – За все, что ты не сделал в жизни, давно нет тебе прощения. Понимаешь, не каждому дается шанс – оптом искупить свою отмороженность и растительные свойства. Перестать быть инфантильным биоматериалом. Тебе повезло! Не подкачай! Ты этим бумагам не доверяй, – он кивнул на заваленный папками стол. – Когда тебе рисуют стройную картину действительности, сразу не верь! Ни одно явление нельзя взять в кавычки. Жизнь богаче любых слов. Поэтому завтра тебе не поможет ни один аналитик, психолог или военный консультант. Плоть нашего мира много подвижнее и живее всех теорий. Понимаешь? – Гриша замотал головой. Ему было страшно и муторно. – Эта плоть ускользает. Как гадюка. Поэтому что бы я тебе ни посоветовал – резать вены на глазах SAS, надеть на операцию кепочку с Че Геварой или запастись чипсами – ни один совет не будет надежным. Тебе самому придется додумать окружившую тебя реальность. Буква за буквой. И каждое слово будет твоим «ва–банк». Когда дорисуешь, только тогда сможешь решить, капитулировать или нет. Пока ты живешь не своей реальностью, борись, – наткнувшись на удивленные глаза, ОСА пояснил. – Не пытайся понять меня сразу и сейчас. Когда на твоих руках появится кровь, правда жизни приобретет совсем другой облик. Настоящий. Ладно, забудь. Главное – обязательно взлохмать стопки утраченных воспоминаний. Пыль веков не может оставаться безнаказанной. И дальше будь, что будет. Там, – ОСА ткнул пальцем вверх. – Запланированы тысячи подобных комариных укусов. И если они завалят льва[31], мир уже никогда не станет прежним. Выживи и мы вместе выдерем клыки у тех, кто не остановится, пока не подгребет под себя всех и вся.

Бункер на Остоженке, 26 часов до начала информационной войны

Три часа подряд Кутялкина обрабатывал Павлов, пытаясь втолковать детали операции. По всему было видно – план готовился на коленке, прямо сейчас. Гена юлил:

– Подробнее изучите в аэропорту и в самолете справку, которую для Вас подготовили.

Через пять часов, вызубрив все инструкции, адреса, варианты отхода, оформив документы, познакомившись с седым ливийцем Арикатом, который за деньги готов был не только взломать хранилище 10Z, но и алмазный фонд, Кутялкин слезящимися глазами смотрел на экран своего мобильного телефона.

Самое главное событие прошедших, а возможно и последующих суток происходило не в праздничных интерьерах Клуба самоубийц, а в груди у Гриши и внутри его дешевого мобильника.

Текст смс, полученной десять минут назад, в 4:45 утра, был намного важнее сведений о богатой начинке Бодлианской библиотеки. Слова разрывались в сознании как последние аккорды ускользающей из–под ног жизни: «милый кадмик я все еще жду и буду ждать и снова буду потому что ты все что у меня былоестьбудет и еще килотонны несостоявшегося сверху дай нам сил мы эхо[32] эх и ух и два раза ах возвращайся скорей».

Шняга никогда не сочиняла подобного. Шняга периодически хвасталась скамейкой запасных, подобранных на тот случай, если Гриша ее бросит. Шняга почувствовала беду и теперь не знает, как поддержать. Ну, что ж, Кутялкин давно жил сознанием, что он последняя линия фронта, последняя линия оборона для своей семьи, а значит…

– Пора ехать, – загремел на пороге ОСА. Гриша отыграл задуманное «на ура» – сгорбился, пальцы забегали по кнопкам мобильного. Андреев стремительно подошел и протянул руку. Тяжело вздохнув, Кутялкин выключил трубку и вложил её в ладонь Андреева. Тот выдал ему новый, навороченный аппарат.

– Симку передаст Макс Раковский по кличке Леший. Теперь Вы натянутая тетива воли! – торжественно громыхнул ОСА. – Перешибем хребет тем, кто все еще хочет нами манипулировать.

– И какашками закидаем, – посетовал Гриша.

– О жене и сыновьях не беспокойтесь. Они получат лучшее из того, что может предложить покачивающаяся над пропастью цивилизация.

Раменки, финальная фаза дезинтеграции финансовой системы

Евгению Кутялкину только один человек во Вселенной мог называть Шнягой. Этот же человек имел право использовать другие прозвища – и Жирок, и Крабик, и Нянечка…