Развиртуализация. Часть первая - страница 42

– Основная версия не изменилась. Если и есть какая–то дорога к спасению, то она пролегает по рукописям. Мы должны отыскать что–то, что даст ключ.

– Глупости, – горячо возражал Кутялкин. – Если кому–то сильно потребовалось их расшифровать, он привлек бы профессионалов.

– Садись. Четыре с минусом. Я согласна лишь отчасти. Возможно, профессионала после расшифровки потребовалось бы убить или э-э, как называлась штука, стирающая память из «Людей в черном»? Это раз. Не исключено, что специалисты уже привлекались, и их ряды основательно поредели. Таких же, как мы, можно пачками сюда забрасывать. Это два. Наконец, три – вдруг дело не в том, чтобы понять рукописи, а в том, как именно мы за это дело возьмемся. И что из этого выйдет.

– В смысле? Новичкам всегда везет? Мы изобретем нетрадиционный подход? Соорудим из дневников ложе, и каждую ночь нам будет сниться Поджо[59], сношающийся с Тацитом  и Титом Ливием[60].

– Не только. Как тебе такая версия – рукописи должны повлиять на нас каким–то особым способом.

– Чушь! У нас даже прочесть их не получается.

– А вдруг они источают какой–то особый запах. Молекулы, которые наука не может синтезировать и которые полностью не улетучиваются через вентиляцию. Через недельку мы должны мутировать.

– Ну и фантазия у тебя! Мучное тебе не в жилу. Полуфабрикаты тебе мозг окислили.

– Оставшийся от меня огрызок интуиции чувствует – кто–то желает повлиять именно на нас. Впрочем, здесь переходим к дополнительным версиям, мало связанным с рукописями.

– Так и что из всего этого следует?

–То, что с сегодняшнего дня я перестаю быть чернорабочим. Начинаю безвылазно корпеть над свитками.

Переход на децентрализованное энергоснабжение в большинстве полисов Европы

Она и правда увлеклась документами. Даже о еде приходилось напоминать. Целый день перебирала бумаги, выстраивали в разветвленные цепочки на крышке стола, склонялась, замирала, разбирала по буковке, выписывала слова на оторванные из книг страницы – Кутялкин специально разыскивал в фолиантах чистые листы.

Иногда Гриша проверял, насколько она поглощена делом – окликал, подходил к столу во время особо напряженного изучения документов, махал руками. Помогали только прикосновения, громкий окрик, выключенный свет.

В тот вечер, она сказала вполголоса:

– Нашла письмо Маккиавели к некоему Цезарю[61]. Caesar. Не знаю, известный ли это документ, но в нем явно идет речь о…, – Наталия осеклась, подошла к нему и зашептала на ухо. – Ни хрена я не перевела. Вряд ли осилю эту корявую латиницу. Как залипну на какой–нибудь закорючке, сразу глаз начинает дергаться. Даже Блаженный Августин не понял бы ни строчки. Не суетись, дятел?! Твоя задача делать вид, что я тебе рассказываю об усраться каких тайнах Вселенной. Делай губками «о», кивай, вздрагивай плечами, пучь глазки, шепчи припадочно «не может быть». Понимаю – это слишком толстая игра, но другой пока не изобрела. Задание на вечер – придумай такой арсенал ужимок, который четко бы демонстрировал – я тебе ТАКОЕ о Маккиавелли и прочих средневековых упырях рассказываю, что на тебя просветление нисходит. Светлое чело тоже отрепетируй. Я тебе буду говорить имена, которые разобрала в этих чудо пергаментах, может еще два–три слова, «прикинь папа Пий пийсал это письмо из Вероны, когда там зверствовала чума». Остальное на перепонку. Если впитал, кивни с умным видом.

Гриша кивнул. Наталия, как и обещала, больше не утруждала себя такими длинными сообщениями. Чаще всего склонялась к уху и начинала скучно говорить:

– Бу–бу–бу–бу–бу–бу–бу–бу–бу–бубубубубубубубубубубубубубу. Бляаа, доведет меня целлюлоза до мокрухи, – Гриша при этом строил ошеломленные рожи, стараясь не повторяться фонтанировал удивленной мимикой и междометиями, – Бу–бу–бу. Бу–бу–бу. Бу–бу–бу. Когда нас выпустят отсюда, напомни мне перегрызть горло – сначала тому, кто решил, что нам будет интересно это внеклассное чтение, потом тем, кто собрал эти древние подтирки, затем потомкам тех, кто всю эту гадость накорябал, – Наталия была неистощима в перечислении личностей, которым она планировала мстить. Если Гриша забывался и, перестав реагировать, с кислым лицом начинал думать о чем–то своём, Наталия шипела: – Не расслабляйся, шланг, всю малину испортишь.