Развиртуализация. Часть первая - страница 48

Околдованный зрелищем, Кутялкин очнулся только когда в комнате вспыхнул свет. Несколько мгновений темные круги перед глазами не торопились расплываться в стороны. Проясняющимся взглядом он щупал комнату – смесь больничной палаты и спальни пожилой девственницы, и того, кто уселся у его кровати. Субтильный молодой человек на изломе третьего десятка, очки, упаковка из строгого темно–синего костюма, внимательный, настороженный взгляд.

Гриша не сомневался – он раньше встречал этого хмурого пижона. Где? Информация не пробивалась сквозь замшелые слои памяти. Даже память его представляла теперь собой полторы тысячи кубометров спертого воздуха, ограниченного разрытыми стенами, со стопками рукописей у их подножия, шорохами сминаемой бумаги, хрустом вермишели и скрипом кузнечных мехов из груди Кох.

Очкарик заговорил по–русски с легким южным акцентом, и кожа Кутялкина покрылась холодным потом:

– Давайте без предисловий. Состояние Ваше в норме. За два с половиной месяца вы потеряли 12 килограмм – при вашем весе это некритично, – две прошлых встречи этот хамелеон разговаривал на английском.

– Почему? – Гриша смотрел на стекла очков и размышлял о том, какие силы подключились, чтобы так изменить это лицо – оно заострилось, побледнело, глаза потускнели. Невозможно представить сочную лихую улыбку на нынешних бесцветных губах.

– И для здоровья полезно, и для будущего выживания.

– Я прошел не все круги ада под названием – выживание? – брезгливая гримаса «ты даже не представляешь о чем говоришь» тронула лицо пижона.

– Вы в самом начале пути. Не будем ходить вокруг да около. Представьте, что Господь Бог на несколько минут отвлекся от спасения человечества и заглянул к Вам на огонёк, чтобы ответить на все вопросы. На все! У Вас есть десять минут. Дерзайте.

Голова Кутялкина соображала туго, но он отчетливо понял – это развод. Чтобы выиграть время, он спросил:

– Господь Бог?

– Так точно. Господь Бог. Третий отдел МИ–6[65].

– Скажу так – Ты очень рискуешь, отец наш небесный. Я обязательно спрошу про Беслан.

– Зря. Потеряете время. Про Беслан вы и сами можете себе ответить, – безусое молодое лицо соскучилось, его словно накормили лимоном и заставили смотреть записи Парадов Победы, состоявшихся на Красной площади.

– Тогда другой вопрос – как заглянувший на огонёк Господь Бог отнесется к тому, что я попробую собраться с силами и проломить голову самозванцу, который выдает себя за высшую инстанцию?

– Плохо отнесется. Библию не читали? К тому же проломить голову вряд ли получится. Девять минут.

– Что если меня не интересует ровным счетом ничего? Исключительно, сколько я смогу пролежать в этой палате и как часто меня будут кормить?

– Год-полтора с питанием, сменой простыней и уткой я вам гарантирую.

– Моя судьба зависит от того, о чем я сейчас полюбопытствую?

– Всенепременно. И подобными вопросами Вы старательно вбиваете гвозди в собственный гроб. Восемь минут.

«Бляха–муха, – тоскливо подумал Кутялкин. В сознание хлынул нечленораздельный поток табуированных присказок. – Что же мне спросить, чтобы выбраться отсюда? Зачем вы меня обижаете?[66] Какую роковую роль во всем этом дерьме играет бывший анархист, по совместительству агент МИ–6 (?) и распорядитель моей судьбы Макс Раковский?».

На каменном лице Лешего, переодетого из желтых лохмотьев неудачника в костюм вершителя судеб, не отразилось ответа.

Обращение унии ста европейских полисов за помощью в страны Азии и Америки, сохранившие продовольственные запасы

– Ты специально оставил нас в хранилище?

– Специально. Разве не об этом мы договаривались?

– Какой–то неправильный Господь Бог, – возмутился Гриша, мысленно анализируя состояние своего тела. «Хватит ли сил на рывок?». – Хамит. Передергивает. Сам вопросы задаёт.

Леший остался непроницаем:

– Соседство с мисс Грэмл не пошло Вам на пользу. Вместо того, чтобы включить голову и разобраться в ситуации, Вы пытаетесь хохмить.

– Она жива?

– Кох? Живее всех живых.

– Можно ее увидеть?

– Соскучились? Можно. Да не елозьте Вы! Мы прокапали Вас витаминами, поэтому теоретически можете встать и даже попробовать далеко уйти отсюда.