Развитие системы принципата при императоре Тиберии (14–37 гг. н. э.) - страница 14

Кроме того, характеристика, которую получает в сочинениях Тацита императорский режим в лице своих главных представителей, принцепсов, далеко не столь однозначна, как может показаться на первый взгляд. В самом деле, резкие выпады, расточаемые Тацитом по адресу тех или иных императоров, а также их приближённых, не мешают ему видеть положительные стороны принципата как системы. Жизненная необходимость сильной авторитарной власти для поддержания порядка и стабильности в огромной империи была доказана всем предшествующим ходом развития римского государства, и Тацит осознал и признал этот бесспорный факт (Tac. Histor., I, 1, 16; De orat., 41). Рисуя образы преемников Августа преимущественно в чёрных тонах, Тацит упоминает и о положительных моментах в их деятельности, и хотя общая картина производит на читателя, скорее, отрицательное впечатление, принципат в его трудах представлен далеко не в столь однозначном освещении, как пытались и пытаются утверждать критики Тацита.

Чтобы наши утверждения не показались голословными, приведём несколько примеров подобных оценок. Больше всего их в "тибериевых" книгах "Анналов". Так, в частности, историк хвалит Тиберия за своевременную помощь, оказанную императором азиатским городам, пострадавшим от землетрясения в 17 г. (Tac. Ann., II, 47).[105] В следующей главе (ibidem, II, 48) Тацит отмечает благородную щедрость, проявленную принцепсом в отношении частных лиц, а также стремление Тиберия поддерживать моральный облик сенаторов на должном уровне. В другом месте он ставит Тиберия в том, что касается благородного отношения к противнику, вровень с древними полководцами Римской республики (ibidem, II, 88). С похвалой отзывается Тацит и о мерах, принятых императором для смягчения закона Папия-Поппея (lex Papia Poppaea) в 20 г. (ibidem, III, 28). Из одной брошенной как бы вскользь фразы (ibidem, III, 56), по-видимому, следует, что Тиберий, по крайней мере, в начале 20-ых гг., принимал определённые меры для борьбы с охватившей римское общество доносительной горячкой и даже добился на этом поприще некоторых успехов.

Ещё более показательно в этом плане начало IV книги "Анналов", где Тацит в сжатой форме даёт общую характеристику деятельности преемника Августа в первые девять лет его правления, отмечая стремление принцепса привлекать сенат к управлению государством и готовность соблюдать принятый политический этикет, продуманную до мельчайших деталей кадровую политику Тиберия, заботу о провинциях и строгий надзор за исполнением законов (ibidem, IV, 6).

Таким образом, римский историк, фактически, признаёт тот факт, что в течение почти целого десятилетия позитивные моменты в государственной деятельности Тиберия явно преобладали. И хотя несколькими строками ниже наш автор утверждает, что после смерти Друза (23 г.) всё и в государстве, и в семье принцепса пошло по другому (ibidem, IV, 7), он тут же, словно оговорившись, отмечает, что Тиберий занимался государственными делами в это время как никогда усердно (ibidem, IV, 15). И наконец, заключительные строки VI книги "Анналов", являющиеся своеобразным "некрологом" преемнику Августа, показывают, что Корнелию Тациту, до известной степени, было доступно понимание сложности и противоречивости характера его героя (ibidem, VI, 51).

Не менее важны для правильного понимания политических взглядов нашего автора встречающиеся в "Анналах" лирические отступления, в которых Тацит излагает свои взгляды относительно задач и принципов историописания. Один из таких "теоретических пассажей", занимающий две главы VI книги "Анналов" (ibidem, IV, 32–33), мы позволим себе разобрать более подробно.

Тацит начинает с того, что защищается от воображаемого упрёка, объясняя, что именно побудило его взяться за описание мрачных десятилетий эпохи террористического режима (ibidem, IV, 32). История не знает мелочей, как бы говорит он, и нередко незначительные на первый взгляд события являются симптомами важных перемен в государстве: "non tamen sine usu fuerit introspicere illa primo aspectu levia ex quis magnarum saepe rerum motus oriuntur