Ребята из Девятнадцатой - страница 20

- За работу, так за работу, - ребята крутили головами, оглядывались друг на дружку.

Петр Леонтьевич отходил на глазах, теплел. Шла на убыль политбеседа.

- Вижу, не зря шумели. Я уйду - еще заодно пошумите. Обсудите, что как - да и за дело. И вот еще. Поверхность плитки не трогать руками. У той, что я держал, жирная, захватанная. Напильник будет скользить.

Ага, вот он почему скользит, напильник...

Пользуясь присутствием старшего мастера, Гамаюнов собрался говорить речь, но старшому некогда разговоры слушать, у него хлопот полон рот. Дабы не нарушить установившегося покоя, удалился он едва не на цыпочках. Тихо. Прикрыл за собой двери, словно боялся разбудить дитя малое.

Базаром или толкучим рынком не удивишь большой город, но балочка - не базар и не толкучий рынок. Просто балочка. Маленькая, удаленькая, подвижная, вкусно пахнущая и весьма горластая. Главное, не в том, что балочка народилась стихийно, незваная, непрошеная - объявилась в этих краях, по-хозяйски расположилась на самой дороге. Подвижность - вот ее главное свойство. Этому бывают причины разные: и переменившийся ветер, и поворотившее к обеду ласкающее солнце (несмотря на особый холод). На ее расположение влияет определенное время суток: когда - на работу поток прохожих, когда - с работы. Обыкновенный свисток милиционера и тот способствует подвижности балочки. Тут уж картина бывает особая: вмиг рассеется она, как будто ее не было. Правда, возникает, как правило, тут же, спустя три-четыре минуты, разве левей или правей прежнего. Сперва застенчиво, робко, с оглядкой на спину милиционера, затем - бойчее, звонче, горластее. Ярмарка в миниатюре - ни дать, ни взять.

А торгуют! Чем только не торгуют на этой балочке. И табаком, насыпаемым стограммовой стеклянной стопкой, и краденой на путях грязноватой солью, и брюками галифе, чуть поношенными или совсем новыми, и голенищами от сапог, и спиртом, и водкой, и пайкой хлеба, чаще всего тут же меняемой на табак, и вареной картошкой из блюдечка, и многим другим.

Да, блинами - вот еще чем торгуют на балочке. Из чего они сделаны, в точности неизвестно, но пахнут, соблазнительно пахнут. Если прохожий не в силах обойти торгашей и барышников стороной, если он завернул все же, вопреки данному слову, то знайте: блинчики - вот что его заманило на балочку.

Много картин и картинок, эпизодов и эпизодиков видит жеушник на балочке, ибо она у него под носом. Нельзя, конечно, доподлинно утверждать, будто присутствует на ней он только в качестве зрителя. Иной раз обращается в действующее лицо...

Февральское холодное солнце клонило к закату, а балочка все гудела, звенела, перемещалась слева направо и наоборот, огибала двухэтажный, подковой рубленый дом общежития железнодорожного училища, отиралась возле уютных его стен. Февраль ей не февраль, мороз не мороз. В этот ответственный миг Гаврила Дикарев - Кайма, погулять вышел. Был он в своем, штатском (на сей случай форму училища оставлял дома). Два жеушника из Тринадцатой группы, одетые по форме, сопровождали Кайму на почтительном расстоянии. Прошли они вдоль ряда торговок. Те пристукивали подшитыми катанками для профилактики, чтобы не замерзнуть при случае. Прошли вялым шагом, не обращая внимания на то, что иные из торговок настороженно покосились на черные ремесленские шинели. Вернулись, еще раз прошли и остановились перекурить возле общежитского деревянного крыльца.

- Чего боишься? - спросил Кайма одного из жеушников.

- Косятся они на нашу форму...

- А ты - овечкой. Почем, мол, блинчики, старая ведьма... Ну, не так -- еще тише. Напусти на себя, понял?

И вот уже и не видно Каймы. Два жеушника друг за дружкой тянутся опять вдоль вкусного ряда с блинами.

- Тетенька, почем блинчики?

Сиротский голос растрогал черствое сердце старухи.

- Червонец, десяточка - известная цена по нонешним временам. Вкусные блинчики, только что напекла. Бери, пробуй, сыночек... Если деньги есть...

Они возвышались горой и, вне всякого сомнения, были вкусны. Рука жеушника опустилась в карман. Показались в ней две развернутые, соблазнительно шелестящие пятерки. В то время, как взгляд торговки заворожен был натуральными ассигнациями, свободной рукой жеушник ударил тарелку под низ так, что она вылетела из рук, взвилась небу. Он бросился наутек, не оглядываясь назад, на своего напарника, который, впрочем, должен был довершить дело без посторонней помощи. В этот момент Кайма оказался как раз позади пострадавшей. Сильные руки его сочувственно обхватили старую женщину. Что, мол, случилось, не пострадала ли, бабушка? Тут с блинами было покончено: второй жеушник торопливо собрал их и - туда же, за первым. Покачивая головой и на чем свет стоит ругая жеушников, неторопливо пошел в общежитие и сам Кайма.