Реконкиста - страница 11

Мне еще удалось увидеть дарственную надпись: "Дорогому Катону". Во! По крайней мере я узнал, что хозяина зовут Катоном. Что же касается остального… Porca madonna, ну почему я не придумал Сципиону какую-нибудь фамилию!

Тут я с изумлением подумал, что ругаюсь совершенно в духе эпохи; более того, могу сказать, что с момента, когда провалился в эти времена, выражаться мне хотелось только в стиле, обязательном в данные времена. Мало того, в своем дневнике, который писал на ходу, я без особой причины вставлял латинские обороты, давным-давно устаревшие выражения и массу слов, которых Альдо Гурбиани никак знать не мог (А может когда-то и знал, но забыл).

Желая хоть как-то упорядочить нарастающий в голове сумбур, я попросил Катона про возможность выкупаться, поскольку с дороги я прибыл грязным и усталым. Он заявил, что сейчас же все устроит и – лукаво подмигнув – спросил:

– Ты кого предпочитаешь: банных мальчиков или банщиц?

В соответствии со своим desideratum (здесь, пожеланием – лат.) я получил пригожую и грудастую деваху, как оказалось, того самого ангела-шатена из розового сада, готовую удовлетворить все мои желания. Тем не менее, когда я вспомнил лицо Моники и представил себе ее, не спящую в госпитальном асептическом коридоре, всяческое вожделение во мне опало, словно сгоревший фитиль.

Наша пирушка прошла в милой, хотя и не лишенной некоей искусственности, атмосфере. Блюда, пускай даже изысканно и красиво поданные, были мне не слишком-то и по вкусу, ну а вид жаворонков в сметане просто неприятно поразил. Катон много болтал, просто сыпал различными поучениями, сторонясь, правда – словно черт ладана – актуальной политики. Не спрашивал он прямо и о моих недавних перипетиях, хотя наверняка его пожирало любопытство: откуда же это я взялся. С момента моей казни, случившейся весной, должно было пройти, как минимум, пара-тройка месяцев. Так что сложно было не поломать голову над тем, а где это я все это время пропадал, как мог прибыть сюда без лошади, повозки, без дорожного мешка и даже кошелька. Но он ограничился лишь тем, что спросил о моих художественных намерениях.

– В путь собираюсь, – ответил я без каких-либо обязательств. Катон принял эти слова с явным облегчением. – Поначалу отправлюсь в Рим, а там…

– В Новый Свет, быть может? – спросила слегка косоглазая Летиция, не знаю почему, со смешком.

– Может и в Новый Свет.

– Рассказывают, там ужасные чудовища проживают, а люди так совсем голыми ходят, – допытывалась, покраснев словно вишня, Лаура, более красивая, чем сестра (эх, да был бы я давним Гурбиани, так обеих поместили бы на разворотец в "Минеттио", а потом отправили бы на моей яхте в сторону Сейшел – это как пить дать).

Успокаивая любопытство синьорин, я кое-что рассказал о путешествиях и приключениях Деросси, которые сам придумал в молодости на основании мемуаров Челлини или романов Дюма. Так что рассказывал о поединках и изобретениях, с знаменитым "железным псом", от которого взялось мое прозвище, во главе.

Слушатели были увлечены и, похоже, возбуждены.

– Весьма необычная жизнь, – сказала тут же донна Петронелла. – Но, тем не менее, а вот скажите, мастер, почему вы так и не завязали брачных уз?

– А может женщинами и не увлекается, – двузначно захихикал Катон.

– А может он уж слишком любит всех, чтобы решиться взять себе только одну, – парировал я его укол своим. – Хотите верьте, хотите нет, но скажу вам, что в этом плане у Альфредо Деросси счастья не было (о счастье Гурбиани я предпочел умолчать).

– И неужто ваша милость так и не повстречал одну-единственную? – спросила Лаура, направив на меня свои синие, то ли сонные, то ли мечтательные, глазища.

– Однажды встретил.

– И что же с этой счастливой избранницей…?

– Ее уже нет в живых.

Повисла тишина, слуги воспользовались моментом, чтобы поменять столовую посуду и внести сладкое. Я же на мгновение ощутил словно бы касание духа. Я почувствовал мимолетное присутствие Марии. Моей Марии, эрцгерцогини Розеттины. К сожалению, это впечатление тут же исчезло, оставляя после себя привкус любви, за которую и она, и Деросси заплатили жизнями. По крайней мере, на страницах моего рассказа.