Реквием патриотам - страница 4

За время путешествия я мало общался с Кавадо Геммой, однако с каждым днём он становился мне всё более неприятен. И дело тут не только в его внешности и «висельном» шраме на шее. Меня в нём раздражало всё — манера общаться и держать себя, этакая снисходительность и заносчивость, характерная для недалёких даймё — самодуров и деспотов, однако ни глупым, ни заносчивым, ни самовлюблённым он не был. Гемма был флегматичен до полной безразличности ко всему происходящему, но одновременно очень жесток, как к представителям более низких сословий — мелким горожанам и крестьянам, которым не везло попадаться ему на пути, но и самураям и слугам сёгунов. Все они пробовали его «бронзовой руки», многие после этого оставались лежать в дорожной пыли, отплёвываясь или вовсе истекая кровью.

В Сата задерживаться мы не стали, покинув город в тот же день, что и спустились с борта корабля. Тогда Гемма полностью взял инициативу в свои руки и повёл меня куда-то на север, в горы. Там, на небольшой поляне, отлично укрытой в густом лесу, обнаружилась небольшая хижина, где уже ждали.

Этот молодой человек производил куда более приятное впечатление нежели Гемма. Его можно было назвать красавчиком, будь я ценителем мужской красоты, как некоторые, но я предпочитал женщин. Он был одет в белое дорожное кимоно, какое носят самураи, но катаны не носил.

— Сидзима и Тэссай уже отправились по окрестностям, — доложил он. — Я бы рекомендовал отправить ещё и Дзакуро, но вы распорядились этого не делать.

— Именно, — кивнул Гемма. — Где это видано, чтобы после чумы оставались сгоревшие трупы и взорванные деревни.

— Чума? — удивился я. — Здесь чума?

Гемма расхохотался в голос. Юноша в белом кимоно сдержанно улыбнулся.

— Это мы травим людей, — ответил, наконец, Гемма, — чтобы все подумали, что здесь бушует чума. Тогда люди побегут и Асикага будут вынуждены перекрыть дороги. Свидетелей нашего «маленького дельца» не будет и никто не помешает нам.

Мне было очень неприятно то, каким способом мы будем добывать золото для нашего дела. От немедленного ухода меня удержал лишь прямой приказ главы клана Чоушу, но, главное, моего друга, Ёсио. Не такой представлял я себе нашу борьбу против сёгуната.

Глава клана Асикага — Асикага Рюхэй, оглядел небольшой садик, разбитый его покойной супругой при его доме. Рюхэй любил свою жену, что было достаточно странно в те времена, и каждый раз, входя в этот садик, он испытывал какое-то особенное чувство внутреннего покоя и умиротворения. Но теперь это чувство несколько портило то, что сегодня он назначил здесь встречу предводителю ниндзя провинции Ига — Хаттори Ханзо, однако тот и не думал появляться в назначенное время. Он доверял — насколько вообще можно доверять «воину-тени» — Ханзо исключительно потому, что после знаменитой резни, учинённой им жестоким Ода Нобунагой, двинувшего против ниндзя Ига сорокашеститысячную армию, уничтожив больше четырёх тысяч ниндзя, они никогда не сотрудничали с правительством, кто бы его не контролировал — Ода, Акети, Тоётоми или Токугава. Это было главным, ибо чума, разразившаяся в районе Сата, была весьма подозрительной и могла привлечь внимание агентов Токугава. Обнаружение золота было совсем не нужно Асикага, слишком хорошо помнившего участь жадных вассалов его клана.

Неожиданно из кустов сирени, которую особенно любила покойная супруга Рюхэя, раздалось деликатное негромкое покашливание. Он нервно обернулся на звук, уронив ладонь на рукоять меча.

— Не стоит, Рюхэй-сан, — произнёс такой же негромкий, деликатный голос, принадлежавший без сомнения Хаттори Ханзо. — Я давно наблюдаю за вами, простите, что не обнаружил себя сразу.

— Оставьте, — бросил глава клана Асикага. — Вы не могли бы хоть немного показать себя. Очень неприятно разговаривать с сиреневым кустом.

Ответом ему был короткий смешок и на тропинку, где стоял Рюхэй вышел высокий человек в потёртом кимоно и коротким мечом — вакидзаси — за поясом.

— Итак, — произнёс он, — зачем вы пригласили меня?

— Ты знаешь, что на юге моей провинции началась чума, — сказал Рюхэй. — Я хочу, чтобы ты со своими людьми разобрался с этим. Я не верю, что эта чума — не дело рук человеческих и я хочу знать, кому и для чего это понадобилось. Плачу золотом, — он секунду помолчал и добавил с тяжёлым сердцем, — сколько скажешь.