Религия и социализм. Том I - страница 10

«боги были очеловечением природы, и это было нужно: если боги уходят теперь, умирают — знак, что они перестали быть нужными».

Тов. Плеханов говорит нам: «да, боги не нужны больше, ибо Бертело не нуждается в них в своей лаборатории». «Прекрасно», мог бы ответить Вандервельд: «но столь же или лишними являются они для человека, потерявшего любимое существо? для скорбного, умирающего, для слышащего мертвый холод мировых пространств, в которых медленно стынет наша планетная система?» Тот, кто может подняться над этими вопросами, победить их — имеет религию. Тот, кто игнорирует их и потому не нуждается в религии, — узкий эгоист, нигилист в худшем смысле этого слова. Но тот кто может подняться над этими вопросами без помощи идеи бога? — Я думаю, что он имеет религию без бога. Доказать, что это возможно для нынешнего человека — значит доканать бога. И самое слово религия тут уж менее важно. Хотя мне кажется, что несмотря на то, что оно, как говорит Дицген, «опошлено попами» — его не следует фетишистски бояться, а заменить его другим, как мы увидим, не так легко.

Людвиг Фейербах не принадлежит, конечно, к числу соц.–дем. Он явился предшественником Маркса и Энгельса или даже только переходным звеном к ним от философского идеализма, их помощником в очищении философии от её коренного заблуждения. Огромное большинство соц.–дем. ограничиваются данью уважения к отрицательным заслугам этого человека. Критика Энгельса сильно способствовала этому. Желая указать на те гигантские шаги, которые сделала философская мысль Маркса дальше и прочь от незрелой еще позиции Фейербаха, он с большой остротой вскрывает все недостатки автора «Сущности христианства», и оставляет за ним одну историческую заслугу — дал–де толчок к окончательному сформированию диалектического материализма.

И вот философ, злобно замалчиваемый взбешенной его смелостью немецкой буржуазной наукой, встретил и в соц.–демократическом мире лишь чисто формальное признание заслуги переходного звена. Между тем в специальной области, в критической философии религии, человек этот был несравненно более великим, чем предполагают лица, знакомые с ним лишь по блестящей монографии Фр. Энгельса. Если многие частности его критики давно превзойдены наукой, — не столько, однако, в смысле опровержения, как в смысле усиления их — то общий дух его критики поражает своею глубиною. Экономический материализм может многое добавить к его критике, но только добавить, самое существенное сделано уже им, и обычное отношение соц.–демократических писателей к религиозным вопросам представляет собою шаг назад: от критицизма Фейербаха к часто очень поверхностному просветительству материалистов ХѴIII века. Что бы ни говорил Энгельс о глубине и блеске мыслей материалистов, как бы ни огромны были их исторические заслуги, даже и в самой области религиозного развития человечества — позиция их по отношению к религии все–таки была поверхностной, поверхностность эта поражает и у Вольтера и у Дидро с его друзьями.

Я считаю поэтому более чем оправданной ссылку на Фейербаха. Я думаю, что ни один материалист не нанес религии, положительной религии и всякой вере в бога, потусторонний мир и сверхчувственное, такого в дребезги бьющего удара, как Людвиг Фейербах. После Фейербаха философски религия бога — убита. И это потому, что он бил ее не тараном, не холодной насмешкой, не критикой её устарелых частей и смешных нелепостей, — он взорвал ее изнутри, проникнув в самую суть её. Этот человек поистине понял сущность религии. Я не могу достаточно горячо рекомендовать всем интересующимся нашим вопросом углубленное чтение «Сущности Христианства», вышедшей теперь и в русском переводе.[7]

На первых еще страницах книги мы встречаемся с категорическим утверждением:

«Книге моей присущ отрицательный характер, но прошу заметить: она отрицает только нечеловеческую сущность религии, а человеческую признает и утверждает».

И несколько страницами далее:

«Упрек, будто по словам моего сочинения религия есть нелепость и иллюзия, только тогда был бы основателен, если бы и то, к чему я возвожу религию, что считается истинным её предметом и содержанием — человек, антропология тоже были ничто, нелепость и иллюзия. Но я далек от того, чтобы придавать антропологии ничтожное или хотя бы второстепенное значение, как это бывает тогда, когда ей противопоставляется теология как нечто высшее; наоборот: я низвожу теологию до антропологии и тем самым — *возвышаю антропологию до степени теологии*».