Реликтовая популяция. Книга 3 - страница 20

стр.

Присмет протянул громадную руку и взял клочок плотного иссиня-чёрного листа из мелерона. Внимательно прочёл нэмы.

– Я их не знаю. Эти нэмы могут быть придуманными.

– Так оно, наверное, и есть. Тебе их покажут, а твоё дело выудить у них, что они успели увидеть и узнать после внезапного своего возвращения.

– Так они и сказали.

– А ты подумай, как их заставить выложить перед тобой всё, что тебя и нас интересует.

– Какими методами?

– Любыми, Присмет. Любыми! – жёстко сказал Жуперр и дал понять об окончании встречи.

Наверху шумно поменял позу Сунда…


Камрат вздохнул и с удивлением осмотрел стол. Сегодня он съел едва ли треть вчерашнего, и – наелся.

Чувство сытости, забытое им со времени встречи с бабкой, блаженным теплом разливалось по телу. Его не клонило в сон, а мышцы тела требовали немедленных движений.

Он легко поднялся, без усилий подхватил стол со всем содержимым на нём и переставил его подальше от своего ложа. За столом последовало кресло, скамейка, на которой обычно сидела Калея. Комната стала просторнее, в ней можно было проделать кое-какие упражнения для рук без страха зацепить что-нибудь из мебели. Не потому, что можно будет удариться, а чтобы не поломать её.

Силы в себе Камрат ощущал неограниченные. Взял бы сейчас и… перевернул весь мир…


Самый, казалось, гнусный в его жизни день начинался, как обычно – с вздохов Клоуды и её жалоб на мнимое, так ему опять же казалось, недомогание и разбитость.

Он сказал ей несколько незначащих подбадривающих слов, даже не вникая в их смысл. Да и что вникать, если каждый день, вернее, несколько раз в течение каждого дня приходилось их произносить. В конце концов, все они стали отговоркой, лишены какой бы то ни было теплоты или участия.

Не зная, чем заняться, так как ни к чему не лежала хотя бы малая искра желания, Свим без вкуса поел, лишь ковырнув поданную сестрой еду. Мягкие движения Елины, на его взгляд, отличались нарочитостью, а сияющее лицо от признания Манора полноправным членом семьи – притворством.

Сестра без умолка рассказывала о делах в хабулине, о тех мелких всплесках необычного, что иногда появлялось в стоячей воде мирка, где она провела всю свою жизнь. Отец передал ей качество незамутнённого равнодушия к окружающему родовой дом большому миру. Её не интересовали соседи, городские новости, поэтому из нескончаемого потока слов Свим не мог узнать для себя что-либо полезного. Оттого практически не слушал её сплетни – кто с кем, как и где.

Манор оказался таким же отрешённым ото всего человеком. О таких людях упоминал Малион и называл их болотом, всосавших в себя волю человечества.

Манор так и не исполнил волю Свима встретиться с опритом, прибежавшим в хабулин подлечиться, возможно, после схватки на Сажанее. Но пока муж сестры тянул время, тот опять ушёл из дома, и ждать его можно было здесь не раньше зимы. А зимой…

До зимы надо ещё дожить.

Но какая это жизнь?..

Свим вяло и невпопад кивал головой, изображая из себя внимательного слушателя. Когда Елина непосредственно обращалась к нему и говорила: – А помнишь? И называла имярека, услышанного им впервые или, может быть знаемого, но навсегда позабытого, он морщил лоб, будто вспоминая. Сестра дожидалась от него очередного угуканья и продолжала говорить, говорить, говорить…

И вот в это тягостно-гнусное начало дня ворвался свежий ветер в лице смотрителя дувара, мажурома Нерева. Юркий, ловкий, небольшого роста, с клочком волос на круглой как шар голове и оттопыренными под разными углами ушами, Нерев неожиданно возник перед Свимом. Взволнованный и решительный.

– Хозяин, у нас появился незваный гость! – сказал он звонко. – Как он проник в дувар, а затем в сокровищницу, не знаю. Мы его поймали. Говорит, что пришёл к тебе от… – смотритель дувара споткнулся и с пренебрежением к малому нэму того, кто послал незнакомца, досказал: – От какой-то Калеи…

Реакция хозяина его потрясла не меньше, чем проникновение чужого в дувар без его, смотрителя, ведома.

– Что?!. Где?!. – Свим сорвался с места и кинулся в сокровищницу.

От недавней меланхолии и невесёлых мыслей не осталось и следа. Сердце его бешено стучало. Наконец-то!..