Рембрандт - страница 8

Холод приятно подбадривает его. Он чувствует, как к нему возвращаются силы. Кровь быстрее течет по жилам, в нем просыпается энергия; все чувства напряжены — он жаждет приняться за работу! Огонь в камине еще только разгорается, а Рембрандт уже стоит перед холстом. В окно виден огромный бледный диск холодного зимнего солнца, он словно висит на небе. Постепенно исчезают белоснежные цветы, которыми мороз разукрасил окна.

Соблазнителен вид натянутого чистого холста. Рембрандт моет кисти и щетки, смешивает краски. Пусть воплотятся в жизнь мечты и притчи. Он ловит себя на том, что, как всегда во время работы, тихо напевает или насвистывает. Жизнь снова возвратилась к нему! О, какое упоительное счастье — исцеление.

Новые мысли пробуждают давно дремавшие замыслы; перед ним возникают образы, требуя воплощения. Долго они взывали к нему. Холст не сопротивляется более. Рука уверенно следует велениям мечты. Движениями художника управляют далекие неведомые силы. Он живет уже в другом мире, где сквозь черный мрак пробивается лучезарный свет; свет есть, он за туманами и мраком, окружающими землю; мрак колеблется и рвется; золотые блики пронизывают сумерки, и из тьмы внезапно выступают святые праотцы и ангелы, склоняют головы и опускаются на колени. Слышно, как шелестят их одежды, но вот они выпрямились во весь рост между землей и небом, и такими их видит художник.

Когда рука устает, Рембрандт отступает на шаг и глубоко переводит дыхание. Вдруг до него доносится звонкое тиканье стенных часов. Он оглядывается и видит: он стоит в мастерской, перед ним шероховатый холст, на котором тяжело и влажно блестят мазки красок.

Уж скоро полдень. Растаяли морозные узоры на окнах; вдоль рам стекают тоненькие струйки воды. Распевает в кухне Хендрикье. Вбегает Титус и бросается к отцу на шею.

С чувством светлого, радостного подъема идет Рембрандт в кухню. Ученики дожидаются завтрака. Кивком головы он приветствует их, его смуглое лицо смеется, лучась множеством морщинок. Он читает молитву и преломляет хлеб. Его взволнованность выдают и голос и руки.

О, какое упоительное счастье — исцеление!

Для маленького Титуса мир раскрывается все шире и полисе. Несколько раз ему удавалось вырваться за пределы родительского дома; держа за руку Рембрандта или Хендрикье, бродил он по соседним кварталам, любовался островками домов вдоль темноводных каналов; побывал он и на Центральной площади, ему даже разрешили посетить с учениками отца Парк-лабиринт, и чудеса его привели Титуса в восторг; иногда он отваживался один, без провожатых, заглянуть в еврейский квартал, но не заходил далеко, боясь не найти дорогу обратно.

Когда кончится жаркое веселое лето, он поступит в школу, от Бреестраат до нее два-три квартала. Он уже много раз видел здание этой школы, его высокие, почти совсем глухие стены. Лишь в одном узеньком окошке висит белый листок; черные и красные буквы выписаны на нем затейливой вязью. Титусу известно, что это изречения из библии, потому что отец всякий раз, как они проходили мимо школы, читал ему то, что написано там на пожелтевшей бумаге.

Как часто мальчик, вздыхая, мысленно спрашивал себя, сможет ли он когда-нибудь выводить такие же красивые затейливые буквы. Кроме того, ему придется еще многому научиться в школе: читать книги, как отец, и считать, как мать… Искусство счета было для него, говоря правду, непостижимо: он никак не мог понять, как это получается. С помощью каких-то странных маленьких закорючек можно, оказывается, считать и считать до бесконечности…

Временами темное, угрюмое здание школы внушало Титусу страх, и его сердечко сильно билось от боязливого предчувствия. Но страх перед надвигавшимся на него неизвестным скоро уступал место предчувствию чего-то светлого и радостного.

Всю весну он вместе с отцом пробыл в деревне у бабушки. Вспоминая об этом, Титус закрывает глаза и снова попадает в чудеснейший мир. Он видит перед собой удивительную маленькую женщину. Ее щеки — точно мягкие сморщенные яблочки, а из-под круглого черного чепца выбиваются завитушки жидких седых волос. Бабушка бережно берет его за руки и, улыбаясь, говорит что-то так же непонятно, как те крестьяне-огородники, которые проезжали в лодках по каналу, громко расхваливая привезенные на продажу овощи. Бабушка показалась Титусу очень забавной, главным образом потому, что он увидел ее первый раз в жизни и узнал, что она мать его мамы Хендрикье. Мир полон самых непостижимых вещей, и жизнь чудесна.