Реминисценции или Записки сивого мерина

Реминисценции или Записки сивого мерина

Станислав Константинов

РЕМИНИСЦЕНЦИИ – от греч. reminiscensio –

отрывочные, смутные воспоминания о чём-то

Моему любимому,

давно и навсегда мёртвому,

городу Припять

Автор

Антон босой, в одних трусах, загорелый до копчёности, бредёт по лугу, залитому прозрачной тёплой водой.

Мягкая шёлковая луговая трава обнимает щиколотки и тянется следом, не отпуская. Луг огромный – широкий и длинный-длинный... Он тянется по всей Широкой Балке, тоже длинной, как собачья песня.

В самом низком его месте течёт речушка без названия, совсем неширокая и мелкая, поросшая камышом. Вода в ней чистая и стоя на мостике через речку, можно видеть всю водную живность, шуструю и деловую.

По обе стороны луга – односторонние улицы с убогими глиняными домами, крытыми камышом, построенными сразу после войны. Эти две улицы и являются хутором Широкая Балка, а между собою разнятся названиями – Чёрная сторона и Красная сторона. Названия не имеют никакого отношения ни к анархистским знамёнам, ни к Красной армии, хотя здесь широко гуляли, положив немало народа, и те, и другие: просто на левом берегу реки земля чернозёмная, а на правом – почти чистая глина. Пройти и проехать после хорошего дождя здесь можно разве на танке. И то, со специальными гусеницами.

Бабушка живёт на Чёрной стороне. Её дом, самый крайний по балке, прячется в густом роскошном саду. Мимо дома проходит дорога, одним краем стремясь в город Горловку, а другим убегая в поле, за которым село Железное, плавно переходящее в посёлок Новобратское.

Антону семь лет и осенью он пойдет в школу. А сейчас вокруг звенит сверчками и прыгает кузнечиками последнее дошкольное томное знойное лето.

В его руках удочка из сухой корявой палки и баночка с червяками. Он вышел на рыбалку, половить в речушке пескарей и сельдявок, но ночью из водохранилища, откуда вытекает речка, сбросили воду. Теперь она залила весь луг, и будет стоять дня три-четыре, и о рыбалке можно забыть. Это Антона вовсе не расстраивает, скорее наоборот: рыбалка бывает каждый день, а разливы – очень редко. А всё что редко интереснее каждодневного. Он прячет удочку с червями в ветках растущего здесь дерева и бежит по лугу, поднимая мириады брызг, и ему кажется, что он низко летит над водой.

Из бабушкиного сада слышатся крики:

– Гарря! Гар-ря! Гар-ря, проклятые! Шоб вы сдохли, паразиты! Когда ж вы уже наедитесь, паскуды, шоб вы полопались! – Это баба Дуня, высокая, худая и подвижная, в отсутствие сбежавшего на речку Антона гоняет скворцов, а по-местному – шпаков, пристрастившихся к вишням.

Обычно это обязанность Антона: каждый час бегать по саду и орать истошным голосом «Гаря!», пугая скворцов. Пугание действует на них крайне слабо, как и стоящие по саду чучела, которые бабушка называет «опудала» и, не успевает Антон закончить процесс изгнания наглых птиц в одном углу сада, как они уже сидят в другом, спокойно клюя ягоды. Их не останавливают даже тела мертвых сородичей, развешанные на ветках.

– Антон, паразит чахоточный! – кричит бабушка и голос её эхом прыгает по разлившейся воде, нарушая томную гармонию летнего дня. – Ты куда пропал?! Быстро домой, я за тебя шпаков гонять буду?! Ну, подожди, приедет батько, я ему всё расскажу!

Антон присел в воде и рассматривает сидящую на стебельке бабочку, эту порхающую сказку. Он слышит крики и угрозы, но знает, что бабушка жалуется отцу очень редко, если внук уж совсем плохо себя ведёт. Он подпрыгивает повыше и плашмя падает в тёплую воду.

Бабушка любит Антона, как своего первого внука. Она помнит его с рождения, потому что хоть и родился Антон в роддоме Новобратского, но жили они тогда все здесь и сюда его привезли, здесь он учился ходить и говорить, здесь он делал первую шкоду. Это потом отец Антона с мамой построили в Новобратском дом и переехали туда, навещая бабушку летом и на всё лето сдавая ей Антона, поскольку дом очень долго достраивался и маме с отцом летом было не до Антона.

Весь бабушкин двор огорожен забором из вертикальных толстых палок и горизонтальных сухих веток от деревьев, где-то переплетённых, где-то прибитых, где-то привязанных. Потом забор самоукрепился проросшим непроходимым кустарником по имени «дереза» и превратился в непреодолимую стену.