Республика попов - страница 10

— Но я желаю жить в собственном доме! — упрямо повторил Менкина. — Что это такое? Кто вам позволил? Я хочу жить в моем доме — и точка. И точка, кто бы вы там ни были.

— Америка не вступила в войну с Гитлером, — искоса взглянул на него гардист. — А вступит?

— Думаю, вступит, — в сердцах ответил американец, не предугадывая, к чему тот клонит.

— Вступит. Я тоже так думаю, — согласился гардист и засмеялся удовлетворенно. И тут же хватательным движением руки пояснил Менкине связь между событиями мировой политики и его виллой. — Все заберем! У евреев, у врагов, — он сделал паузу, пристально воззрившись на американца. — У американцев, таких, как вы. Можете идти. Можете идти, говорю. Некогда мне тут с вами…

Жена гардиста остановила Менкину на террасе, чтоб муж не слышал. Шепотом пыталась объяснить, что муж ее не такой уж плохой человек, каким кажется. И если ему, американцу, негде жить, пусть приходит, она, пожалуй, освободит мансарду, но только для него одного.

Американец согласился, но пошел посоветоваться к адвокату. Старый адвокат-еврей Вернер знал его.

— А, это американец Менкина! — но тут же поторопился заметить, что контору свою адвокатскую он уже передал молодым коллегам, словакам. — Так он вас спрашивал, объявит ли Америка войну Гитлеру? — живо заинтересовался Вернер. — Смотрите, до чего интересно узнать, как думают люди, на что рассчитывают…

Он задумался, потом махнул рукой, отметая нечто, мелькнувшее по лицу его бликом надежды.

— Да нет, он, видно, плохо информирован, — пробормотал Вернер и принялся со страхом предсказывать дальнейшее. — Американцы далеко, и они не полезут ради нас в огонь. Немцы победят и впредь будут побеждать. Говорю это вам как бывший капитан австро-венгерской армии. После Польши дойдет очередь до Франции, до Англии. Не дай боже! — вырвался у него вздох, но он продолжал свои мрачные предсказания: — Германская раса! Я-то немцев знаю, с ними никто не сравнится. Австрийская армия уже давно голодала, когда у немцев были еще мясные консервы. Я был офицером связи, знаете ли, пан Менкина.

Американец спросил совета, но старый адвокат явно утратил свой юридический темперамент. Совет его был весьма осторожен.

— Все-таки, как знать… И до Америки дойдет очередь, немцы хотят стать морской и колониальной державой. Какая же тяжба, если вы — иностранный подданный? Почти как я, еврей, прошу прощения. Не советую. Если можно — помиритесь. — Он понимал, что полюбовное соглашение тут вряд ли возможно, и потому, подняв руки над головой, закончил: — Или покоритесь. Покоритесь, пан Менкина.

Нет, американец этого не мог постичь. Он ступил на нетвердую почву — как в болото. Лучше не думать о запуганном адвокате.

На площади уже началось торжество. И подумайте: тот самый костлявый мужчина в мундире, Минар, стоял на трибуне, заканчивая приветственную речь. Пожелав собравшимся словакам и словачкам укрепиться в верности словацкому государству, он поднял руку в гардистском приветствии — «На страж!» Но тут в нем как бы вдруг прорвалась словацкая сердечность, и он воскликнул еще:

— Здравствуйте же, здравствуйте, верные словаки, на нашем празднике в Жилине!

После него стал говорить низенький широкоплечий человек, обладавший проникновенным голосом, как у проповедника. Оратор первым долгом упомянул Татры, двойной христианский крест, голубое небо и чехов; далее речь его понеслась бурным потоком — от гуннов и аваров до самой победы словацкого дела в Яворине, однако американец ничего не понимал. Он стоял на тротуаре под аркадами, стоял и озирался в глубочайшем удивлении. Деву Марию, оратора на трибуне, завернувшегося в национальные цвета, помост, на котором сидели руководящие деятели и подобного рода господа, замыкали в почетный четырехгранник отряды черномундирников[5] и войсковая часть. Вокруг теснился народ. По тротуарам, под аркадами домов курсировали любопытные.

— Голубиная нация?! — горячился оратор. — Наши враги и приверженцы союза с чехами называют нас фантазерами. Какая же мы голубиная нация? Подобно татранским орлам отстояли мы свою родину, свои городки и села, свою тысячелетнюю отчизну, богом нам данную, и на севере мы доблестно отвоевали то, что нам принадлежит, — Яворину!