Реванш у смерти - страница 18

Схватив расческу, принялась приглаживать непокорные локоны и закреплять невидимками. Поправила широкий кожаный ремень, подхватывающий серую рубашку и подчеркивающий изящную талию. Переколола на кармашке символ родного подразделения — значок-мутант, так мы его называем. Вообще на брошке изображены слитые воедино половины человеческого лица и звериного. Такой людооборотень.

Подтянула свободные черные брюки, очерчивающие округлые бедра и приоткрыла рубашку на груди. Раз природа обделила худощавостью, пускай все обзавидуются, любуясь на шикарные формы! Так и бабушка всегда говорила, а уж она от недостатка внимания никогда не страдала.

Последний штрих — немного подправила подводку вокруг карих глаз с зеленоватыми крапинками. Пару раз повернулась перед зеркалом. Ну да, ничего. Вообще-то мне уже сорок пять лет. Если бы не чудеса медицины гентов, сейчас выглядела бы не свежей девушкой, а зрелой женщиной. Эх! Пора назад, к истокам, так сказать, то бишь, к свидетельнице. Этьена бы к ней в клетку! Пусть зальет слезами и соплями жилетку медведя вместе с его любимой джинсовой рубахой. Вот я бы полюбовалась и позлорадствовала. А то, как погоня — так мужчины, а как нервная подопечная — так женщины. У каждого ведь есть свой предел! Мой, видимо, четыре таких свидетельницы за смену. Иди, Ната, нас ждут великие дела!

Гордо расправив плечи, вернулась к великану-напарнику, которому даже до плеча не достаю. И это при моих-то ста семидесяти пяти сантиметрах!

Вовремя.

— Готово! — выходя из комнаты для допроса, гордо заявил Беллер, будто нашел философский камень. Я вздохнула и вернулась в ненавистное помещение.

Девушка сидела спокойно и как-то отрешенно. По сравнению с ее прежней истерикой это выглядело даже… пугающе. Свидетельница смотрела перед собой невидящим взором и что-то невнятно бормотала. Значит свои знаменитые эликсиры гент не использовал, обошелся легким внушением.

После снадобий лесного народа люди веселеют, лица наливаются румянцем.

— Говорить можете? — опасливо спросила я, присаживаясь на свой мягкий стул.

Потерпевшая встрепенулась и подняла на меня осмысленный взгляд. Ну, слава тебе господи!

С этой подследственной-свидетельницей-пострадавшей вообще все туманно и непонятно. Сказала бы — загадочно, но уж больно слово положительное …

Ее обнаружили почти голую, трусящую по шоссе и что-то орущую вслед проезжающим авто. Один из водителей позвонил в полицию. Вот что стало с современными мужчинами? По трассе несется обнаженная девица, а они, вместо того, чтобы подумать о главном, звонят нам! Где романтика? Где страсть, я вас спрашиваю? Где животная маскуллиность? Правда, потом, видимо, что-то взыграло в этом субъекте, дремучее и гормональное — он попытался поймать пострадавшую. Девушка расцарапала добряку лицо, руки и грудь. Похоже, именно это окончательно и пробудило в нем мужское начало! Новоявленный мачо скрутил свидетельницу и сдал подоспевшей на вызов патрульной машине. Полицейские, недолго думая, доставили сюда и были таковы. Девушка, бормочущая про канов — не их проблема. Вот не могли поехать в другой участок? Почему обязательно в мой? Возле поселений верберов, людоедов и ледяных отделений полиции сверхов куча. Понятное дело! С этими зверюгами работы всегда полно. Так нет же! Полиция случайным образом выбрала именно нас! Закон подлости!

Лишняя одежда в участке найдется всегда. Порой приходится ловить оборотней, которые так и норовят превратиться в зверей и сбежать по лесным тропкам, где человек не пройдет. Но и мы не лыком шиты — не зря же генты тратят на отделение литры эликсира. В общем, тут как карта ляжет. Частенько хватаем беглецов и тащим в участок. А когда им надоедает прикидываться пушистыми и хвостатыми, задержанные оказываются в чем мать родила. Не любоваться же на обнаженку весь допрос! Ладно еще там всякие лисы и волки… Каны вообще раскидываются на стуле так, будто для порнофильма позировать намерены. Естественно, мы запасаемся футболками, толстовками и спортивными штанами, стопками скупая их на распродажах.

Вытирая слезы серой майкой, свидетельница, наконец-то, решила выдать что-то членораздельное и понятное остальному человечеству, а не только ей самой.