Революция низких смыслов - страница 40

Предприниматель — это символическая фигура нынешней новой идеологии. Предприниматель в прозе противостоит, как правило, главному герою. Предприниматель, чаще всего, антагонист другого «героя» — России. Все мы знаем, что после октября 1917 года активно внедрялась революционная идеология, революционная героика и фигура Пролетария заслонила собой весь белый свет. Пролетарий, разрывающий цепи, занимал место главного божества в атеистическом пантеоне. Первое послереволюционное десятилетие сравнимо (в некоторых аспектах) с десятилетием нынешней «бескровной революции». Все та же безудержная сила переделки (мира и родины), требующая активной ревидеологии, выдвинула фигуру Предпринимателя на первый план. И Россию-то он преобразует, и цивилизованным станет ее население, и разрушения коммунизма, тоталитаризма требует с прежней революционной энергией. Предприниматель может быть более-менее образован, более-менее начитан и просвещен (все это от прежней советской жизни) — как в «Лохе» Левушка или Толян в повести В. Посошкова «Сбылась мечта идиота». Он может быть и примитивно дик — как у Трапезникова, Козлова, Дегтева. Оттенков много — суть одна. Не стать предпринимателю в русской прозе положительным героем. Сомневается писатель в философии «красивой жизни» и наслаждением «одного дня». Коммерческая, базарная, торгующая Россия — ее улицы забиты иностранной рекламой, ее скверы заселены бездомными людьми и бездомными собаками, ее бесконечно жаль писателю — описание такой России можно встретить у П.Паламарчука в романе «Нет. Да.», у Ю. Козлова в «Одиночестве вещей» и «Геополитическом романсе», у А.Трапезникова в повести «И дам ему звезду утреннюю». Она все равно своя, все равно родная и одна-единственная.

Герой современной прозы — человек неустроенной жизни. Ему брошен вызов — устраивайся, торгуй, митингуй! А он? А он сиднем сидит и думает; а если и делает что-либо, то нечто абсолютно бесполезное с точки зрения реалистов. (Например, в «Лохе» он уезжает в забытую деревню на Север, убегает из города.) Если же он и пытается «жить по-новому», то всегда терпит крах. Его ответ на вызов жизни — самостоянье человека. Потому и смерть героя — исход многих повестей, романов, рассказов. Она представляется некоторым критикам «литературным приемом», и довольно распространенным. Но именно распространенность «приема» в разных произведениях, далеких по индивидуальному стилю друг от друга писателей указывает на то, что в этой тенденции отражается существенный психологический сдвиг времени. Это — смерть «ненужного человека». Жизнь не узнает своего подлинного героя (хорошего человека); жизнь стала тем, что не имеет к нему отношения — лихо скачет по столбовой дороге, не замечая ни калеку, просящего хлеба, ни устало бредущего путника. Бесплатно не возят! Бесплатно хлеба не дают! В таком исходе (смерть героя), конечно, есть явная усталость литературы. Хороший человек — герой прозы 90-х годов — терпит поражение в пространстве рыночного, потребительского, хватательного земного мироустройства. Хороший человек теперь пьет (герой прозы Паламарчука, Трапезникова, Козлова), и умирает не за великую идею, не за светлое будущее, не за свободу и равенство — он умирает за возможность оставаться «просто» человеком, «просто» христианином.

Русская литература много сил отдала в прошлом веке философии «общего дела», «скрепляющей идее». Сегодня, такова особенность времени, «общее дело» есть у политиков, а писателям интересны одиночки, ощущающие свою связь скорее не с злободневным, но с большим историческим пространством.

Глобальный пессимизм времени преодолевается в русской прозе мучительно — удерживающей силой выступает родительский дом (в прозе С.Алексеева, О.Павлова, А.Трапезникова), слава, честь, доблесть исторического Отечества (в прозе П.Паламарчука, А.Сегеня, В.Дегтева) и собственно русская культура со всем разнообразием ее смыслов. Удерживающей силой может быть и… первый крик ребенка. Именно об этом — повесть Алексея Варламова, название которой сулит надежду. Речь в ней идет не о смерти, но о рождении человека. Она так и называется — «Рождение».