Робин Гуд - страница 50
Песне на сем конец.
АДАМ БЕЛЛ, КЛЕМ ИЗ КЛУ И ВИЛЬЯМ КЛАУДСЛИ[227]
ПЕСНЬ ПЕРВАЯ
Как весело среди дерев,
В густой тени лесной,
Ходить-бродить и там и тут
С колчаном за спиной.
Так забавляться по весне
Водилось в старину.
Про трех отважных удальцов
Рассказ теперь начну.
Один из них был Адам Белл,
Был Клем из Клу другой,
А третий — Вильям Клаудсли,
Смельчак, стрелок лихой.
За то, что били дичь они,
На смерть их обрекли.
И, побратавшись, в Инглисвуд
Они втроем ушли.
Теперь внимайте мне, друзья,
Кто песни слушать рад:
Из этой троицы один
Был Клаудсли женат.
Оставив в городе семью,
Терзался Виль — и вот
Однажды братьям объявил,
Что он в Карлайл пойдет.
Супругу Элис и детей
Хотел он навестить,
Но Адам молвил: «Дам совет
Тебе я: не ходить.
Ведь, если ты пойдешь в Карлайл,
Покинув лес густой,
Тебя поймают сей же час —
Спознаешься с петлей». —
«Коль я до завтрашней зари
Обратно не приду,
То знай — в Карлайле я погиб
Иль угодил в беду».
Оставил братьев Виль в лесу,
А сам пошел домой.
Он тихо постучал в окно
Жене во мгле ночной.
«О Элис, друг мой, отзовись,
Ты дома ли с детьми?
Скорее мужу дверь открой,
Скорей его прими». —
«Ах, — удивленно говорит
Жена в ответ ему, —
Полгода ждали здесь тебя,
Чтоб отвести в тюрьму».
«И вот я тут, — промолвил Виль, —
Быстрее дверь открой,
Неси и мяса, и вина —
Да будет пир горой!»
Немедля верная жена
Припасы принесла
И с ним была, как надлежит,
Нежна и весела.
Жила у них одна вдова,
Убогая, без сил:
Ее из милости семь лет
Виль Клаудсли кормил.
И вот старуха поднялась
И вышла за порог,
Хоть до сих пор она семь лет
Лежала, как без ног.
Она отправилась к судье —
Чтоб провалиться ей!
«Вернулся Вильям Клаудсли,
Пришел к жене своей».
Судья тому был очень рад,
А также и шериф.
«Мы не отпустим вас, мадам,
Домой, не наградив».
Ей живо платье поднесли
Из алого сукна.
Вернулась и опять легла
У очага она.
Дом окружен со всех сторон —
Не ускользнет стрелок.
Услышал Клауд ели меж тем
Шаги десятков ног.
Супруга глянула в окно —
Узнать, что там за крик.
Она шерифа и судью
В толпе узрела вмиг.
«Измена! — крикнула она. —
Пусть пропадет судья!
Скорей, ко мне ступай наверх,
Мой муж, любовь моя».
Взял Вильям меч, и круглый щит,
И лук, и сыновей
И в верхний побежал покой,
Где дверь была прочней.
И встала верная жена
У двери с топором:
«Умрет любой, кто в этот дом
Явился не с добром!»
Виль лук надежный натянул,
Стрелу в полет пустил,
Судье она попала в грудь,
Да там нагрудник был.
С досады Виль сулит судье
Немало бед и зла.
«Когда б доспех ты не надел,
Прошла б насквозь стрела!» —
«Сдавайся, Клаудсли, нас всех,
Ей-ей, не одолеть!»
А Элис верная кричит:
«Чтоб вам в аду гореть!»
Шериф велел подать огня:
«Дотла спалите дом!
Не хочет сдаться — так пускай
Погибнут впятером».
Дом подожгли и там и тут,
Как факел он горит.
«Похоже, наша смерть пришла», —
Супруга говорит.
Открыл окно на задний двор
Виль Клаудсли скорей
И вниз спустил на простынях
Жену и сыновей.
«Вот все сокровища мои!
Ни детям, ни жене
Молю я не чинить вреда,
Всё выместить на мне!»
Он бил без промаха врагов,
Пока хватало стрел,
Пока надежный лук в руках
С концов не обгорел,
Пока огонь со всех сторон
Не подступил к нему.
Промолвил Виль: «Не задохнусь
Трусливо я в дыму!
Мечом дорогу прорубить
На волю я готов.
Негоже мне в дому сгореть,
Порадовав врагов».
Схватил он меч и крепкий щит
И смело принял бой,
И там, где Виль прошел с мечом,
Тела легли горой.
Никто с ним справиться не мог,
Был в гневе он силен.
Тут доски принялись бросать
В него со всех сторон.
Свалился Виль, и связан был,
И отведен в тюрьму.
«Повесим скоро мы тебя», —
Судья сказал ему.
Шериф добавил: «Возведу
Я новый эшафот,
Запру ворота, и тебя
Никто уж не спасет.
Ни Клем из Клу, ни Адам Белл
В мой город не войдут,
Пускай они хоть целый ад
На помощь призовут».
Судья поднялся поутру,
И, на расправу скор,
Он сторожам велел закрыть
Ворота на запор.
И вот уж, не жалея ног,
На рынок он идет
И там немедленно велит
Построить эшафот.
Судью окликнул мальчуган:
«А что же будет тут?» —
«На казнь лихого Клаудсли
Сегодня приведут».
Был тот парнишка свинопас,
У Элис он служил
И Билю часто в лес густой
Обеды относил.