Роковые мечты - страница 19

— Милорд, между прочим, отказался вызывать к вам врача, — продолжала Брэдшоу. — Если бы не бабушка и сэр Генри, вы бы лежали на кладбище, мисс Валерия. Возблагодарите Бога и их за то, что вы живы.

Я должна быть благодарна человеку, который не пошевелил пальцем, чтобы прекратить истязание женщины. Я горько усмехнулась.

— Придется еще немного потерпеть, — сказала Брэдшоу, которая мою гримасу сочла за выражение боли от ее прикосновения. — Денька через два открытые раны заживут, и вы сможете лежать на спине, мисс Валерия.

Я подумала, какие интересные повороты делает иногда жизнь. Вот я, например, осталась в живых, хотя мой дедушка, лорд Уильям, пришедший в ярость от мысли, что я сделала то же, что и моя мать, хотел меня убить.

Брэдшоу закончила втирать мазь, и я снова погрузилась в сон.

Когда я встала наконец с постели, шла уже вторая неделя декабря. Я опять заняла свое место за столом, хотя мне совсем не хотелось есть. Сэр Генри пододвигал мне тарелку, на которой лежал кусок яичницы с беконом, говоря:

— Вы ничего не едите, Валерия. Вы так похудели, что скоро будете как тень. Неужели вы не видите этого в зеркале?

Проглотив два-три кусочка, я отодвигала тарелку. Интересно, что дед избегал сидеть со мной за одним столом. Конечно, я смотрела на себя в зеркало, но то, что я там видела, лишний раз убеждало меня, как сильно я изменилась: вместо легкомысленной, глупой девушки на меня смотрела молодая женщина с грустным худым лицом, которая, по-видимому, разучилась улыбаться.

— Может быть, вы больны? — спрашивал сэр Генри.

— Нет, — отвечала я, — просто у меня нет аппетита.

— Кто плохо питается, — авторитетно заверял сэр Генри, — тот может заболеть. Если же вы опять заболеете, кто будет заниматься с Эдвардом, который ждет не дождется, когда вы к нему вернетесь?

Бедный Эдвард спрашивал, конечно, не только обо мне, но и об Александре О'Коннелле. Он был единственным, кто мог себе это позволить, потому что его имя было запрещено произносить. «Вероятно, — думала я, — так бывало и во время других скандальных происшествий в семействе Вернов. Очевидно, мое имя тоже было бы предано проклятию, если бы я умерла».

Сэр Генри в последнее время очень старался показать свое сочувствие. Например, он сумел убедить бабушку, что мне надо обязательно сшить новое платье к Рождеству. Была приглашена портниха, которая сняла с меня мерки. Сэр Генри несколько раз говорил мне, что все в конце концов уладится. Я благодарила его, он кивал мне в ответ головой и улыбался, и я вдруг впервые заметила, как похожа его улыбка на улыбку Эдварда. Но я не принимала все эти знаки внимания всерьез, потому что знала: ему нужна нянька для Эдварда.

Когда я впервые после болезни вошла в его комнату, Эдвард сидел, как всегда, на полу и играл в своих солдатиков. Увидев меня, он вскочил и, закричав «Вэл пришла!», бросился ко мне, не обращая внимания на деревянные фигурки. Он повис у меня на шее, потом схватил меня за руки, и мы закружились по комнате в каком-то диком танце.

Сегодня повторилось то же самое, с той лишь разницей, что в последние дни я заметила за ним желание потискать меня. Конечно, мне это было неприятно, и я попросила его оставить меня в покое.

— Эдвард не может, — сказал он. Потом помолчал, выдвинув вперед нижнюю губу, и закончил: — Он тебя любит.

— Я тоже тебя люблю, Эдвард, — сказала я. — А теперь садись за парту и давай писать буквы. Ты ведь это уже умеешь, да?

— Это я буду рисовать с Александром! — сердито ответил мне Эдвард.

— Александра больше нет! — Я отрезала путь к отступлению. — Нам придется обходиться без него. Ты ведь уже большой мальчик и справишься с этим сам.

— Не справлюсь!

«Попробуем поискать какой-то обходной путь, чтобы одолеть его упрямство», — подумала я.

— Когда он вернется, ты покажешь ему, как хорошо учился без него…

Эдвард наморщил лоб, пытаясь выразить свою мысль.

— Эдвард, надо писать, — сказал он наконец, и я облегченно вздохнула.

Как и Эдвард, я, конечно, не могла забыть Александра О'Коннелла. Разум говорил мне, что он гнусный соблазнитель и негодяй, а сердце говорило, что я по-прежнему люблю его и вряд ли смогу забыть, что я ввела в искушение молодого человека, который, естественно, не смог справиться с собой, и что, наконец, если бы я пробиралась в свою комнату осторожно, как кошка, то и дедова плеть не прошлась бы по моей спине, — короче, я ясно видела собственную вину и свою величайшую глупость.