Роман межгорья - страница 13
«О, мои друзья! В мире нет друзей!»…
Этому афоризму Аристотеля он и следовал в своей житейской практике. Нет и не может быть у него друга, которому Синявин доверил бы свои мысли. А коль так, то он и не торопился с кем-нибудь подружиться. Он считал, что лучше быть одиноким, чем делить с другом счастье, очень редко встречающееся в жизни.
Веру в дружбу он потерял еще в студенческие годы, когда обычно складывается она между молодыми людьми. Нет друзей — и не нужны они. И Синявин был доволен, что у него есть свой символ веры, свои убеждения, жизненные идеалы и идейный вдохновитель — Аристотель.
Состарившись, он посвятил всего себя дочери, запоздалой радости семейного очага. Неутомимо занимался с нею музыкой и часто, подняв палец, торжественно говорил ей:
— У тебя впереди большая жизнь!..
Тихая Фергана с ее девственно прекрасной природой стала спасительным пристанищем для человека с такими взглядами на жизнь. Синявин совершенствовал знание узбекского языка, заботливо ремонтировал ирригационные сооружения, без волнений строил новые арыки, пил кок-чай и ожидал обогащения страны, которое должно совершиться невесть каким путем. Его знали и уважали мирабы, арык-аксакалы, но никто не называл инженера Синявина своим другом.
Наступила весна. Думы о воде, необходимой для первого предпосевного орошения земли, только начали беспокоить работников водного хозяйства. Инженер-ирригатор разработал планы очистки арыков, использования заброшенных зауров. Авторитет Синявина, приобретенный долголетней честной работой, оставался незыблемым. И в годы гражданской войны, и в погоду, и непогоду инженер заботился о водной системе Ферганской долины, и никто его не беспокоил. А с победой советской власти имя инженера, преданного своему делу, стало известным и далеко за пределами области.
Однажды вечером Александр Данилович возвратился с работы в таком прекрасном настроении, что даже удивил жену. Едва успев пообедать, он сел с дочерью за рояль проигрывать шубертовскую фантазию. Ноты по настойчивой просьбе инженера привез ему товарищ по службе из Ташкента.
То ли в доме не слыхали звонка, то ли посетитель не счел нужным беспокоить хозяев, раз дверь оказалась незапертой, но в минуту полного увлечения музыкой, не так ученицы, как учителя, — в комнату вошел незнакомец и выжидающе остановился у порога.
Вошедшего заметила дочь, вскрикнула и, опомнившись, закрыла рот руками, точно обожгла свои пальцы о клавиши инструмента. Оглянулся и Синявин. Ему мило улыбался «жгучий шатен», точнее говоря, рыжий веснушчатый человек в поношенном пиджаке, перешитом из староармейского френча.
Здороваясь, он неразборчиво назвал свою фамилию и вежливо попросил извинения за неожиданное посещение — неотложные дела принудили его к этому.
Синявин был сдержан с этим незнакомым человеком. Пришел тот без приглашения, по какому-то «неотложному» делу, — пускай и говорит, излагает его.
— Я вас слушаю, садитесь, как там вас…
— Преображенский, Виталий Нестерович, — подчеркнуто четко повторил гость свое имя. — Прошу извинить, вы, кажется, инженер Синявин, я не ошибся?
— Нет, нет, не ошиблись. Но я вас не знаю.
А тем временем думал: «Преображенский, Воздвиженский… литературно выдержанное произношение… Не иначе — поп без прихода, или…»
— Я безработный инженер-строитель, — торопился гость доложить о себе, как будто читая мысли хозяина.
Синявин смущенно развел руками.
— У меня нет работы. Я — инженер-ирригатор водного хозяйства. Штаты заполнены и… не мне поручены дела биржи труда.
— Об этом я знаю, — еще вежливее, с той же милой улыбкой промолвил инженер.
— Вы коммунист, участвовали в гражданской войне?
— Что вы, господь с вами, Александр Данилович!
— Почему это вас так испугало?.. Роночка, выйди на минутку, мы поговорим с инженером.
Синявин глазами проводил дочь и продолжал свою мысль, не обращая внимания на то, что гость уже раскрыл свой рыжеусый рот, чтобы ответить на вопрос.
— Молодому инженеру-производственнику, как вы, не мешало бы иметь современный образ мыслей. Кстати, в водном хозяйстве вас охотно приняли бы на работу и без меня.