Роман одного открытия - страница 52

— А разве я не могу обойтись без посредников?

Мария-Нона подсела к нему и обняла одной рукой.

— О, как бы я хотела, чтобы у тебя все устроилось… Вижу, что ты колеблешься, чем-то недоволен. Мне кажется, что тебе нужны люди, которые смогут прийти на помощь. Ты готовишься представить твой препарат на утверждение, разве не было бы на пользу, если бы кто-нибудь подтолкнул это дело?

— Преждевременно, Мария, — тихо сказал Белинов. Он на минуту задумался. Потом обратился к жене: — Я вижу, что не смогу продолжать один. Я давно уже думаю об этом. Предложение акционерного общества меня больше не интересует. Я попытаюсь другими средствами подвинуть мое дело. Я решил обратиться за помощью к некоторым из наиболее обещающих молодых людей, к энтузиастам. Вместе впряжемся в работу. Мы сможем обратиться за более широкой помощью к одному из институтов. Постараемся и субсидию получить от правительства или какого-нибудь фонда. Будем работать самостоятельно — это самое лучшее.

Нона Белинова задумчиво слушала мужа, словно тщательно взвешивая в душе будущее, которое он ей рисовал.

Белинов собрал вокруг себя нескольких молодых людей. В биологическом институте профессора Рогозарова он подружился с молодым врачом, только-что вернувшемся из Франции. Скиталец и неспокойный ум, доктор отказался от медицинской практики. Его привлекала к себе чистая наука, он также питал слабость к литературе и искусству. В сущности он был довольно непостоянен в своих увлечениях и поверхностен. Его отвлекали разные посторонние вещи. Будучи богат идеями, он разбрасывался и будущее его было туманно.

В институте профессора Рогозарова молодой доктор был захвачен личностью профессора и увлекся его работами о наследственности. Он поступил на не особенно доходную службу, но бросил ее. Не задумываясь над выгодностью и невыгодностью своего нового положения — он отдался опытам профессора и окружил себя колбами, ретортами и пузырьками с биологическими культурами.

Недавно Асена Белинова искал сотрудник профессора Биловена — Овес Рудко. Его горячая, бунтарская, честная натура и тонкое благородство характера произвели глубокое впечатление на Белинова.

В кружок молодых людей попал и его друг детства архитектор Васко Дюлгеров. Прекрасный человек, эстет, с тонкой интуицией, горячо преданный дружбе, со слабостью к парадоксам и незаменимый собеседник, изучавший архитектуру в Германии, у него было что-то южное в теплом выражении глаз, в улыбке, во вдохновении, в непринужденной приветливости…

Художник с большими голубыми глазами, которые наблюдали с убийственным спокойствием, словно срывали маски с мертвецов. Он говорил мало, но резко и остроумно, его искусство волновало Белинова богатством изобразительных средств, здоровым ощущением жизни. Его обнаженные тела поражали культом силы, жизненного в человеке, ясностью и насыщенностью художественной правдой. Его портреты были классически зрелой формы, с почти религиозной одухотворенностью образа, со старинным богатством красок. В гравюрах и офортах он раскрывал богатство характеров и движения, в которых волнующая идея находила заостренное и подчеркнутое выражение…

Молодой историк, который говорил спокойно и тихо, но его осведомленность и складная речь, сейчас же принуждали всех замолчать, соблюдать абсолютную тишину и с интересом слушать…

Борис Радионов, заходивший очень редко, все больше и больше увлекался работами Белинова и сближался с его семьей, внося, со своим появлением, смолистый запах лесов и удивительную и очаровательную черноземную силу…

Молодой хирург, доктор Синилов, молчаливый и скрытный, который заинтриговывал странной игрой светотени в зрачках, предупредительный, но холодный, изысканно вежливый, с жестокой складкой вокруг чувственных губ, которые иногда кривились в гримасе. От него веяло улицей, сомнительными закоулками жизни.

Асен Белинов чувствовал себя более остепенившимся и взрослее остальных. Он возмужал в упорном труде, всем достигнутым обязанный только самому себе.

Среди них была Нона Белинова.

Любовь к Ноне завладела Асеном Белиновым со стихийной силой. Она привязала его, лишила уверенности в себе, развила в нем почти детскую неуравновешенность. Странное сплетение тоски по материнской ласке и заботам, которых он был лишен, со святой идеализацией красоты, с брожением в крови, вызывало в душе противоречия — уподобляло его тучам опорожненным от дождя.