Роман с Европой - страница 8

Охрипший Гамлет стонет на подмостках.

Слезами Федра размывает грим.

Мы мучаемся громко и громоздко,

О страсти и о смерти говорим.

Мы надеваем тоги и котурны,

Мы трагедийный меряем парик.

Но прерывает слог литературный

Бессмысленный и безнадежный крик.

Весь мир кричит. Мычат быки на бойне

И отпевают счастье соловьи.

И всё пронзительней и беспокойней

Кричат глаза глубокие твои.

Весь мир кричит. Орет матрос со шхуны.

Как барабан, гремит прибой в гранит.

Но устрица на тихом дне лагуны

Дремучее молчание хранит.

Она не стонет, не ломает руки;

В соленом синем сумраке внизу

Она свои кристаллизует муки

В овальную жемчужную слезу.

И я лежу, как устрица, на самом

Холодном, темном и пустынном дне.

Большая жизнь полощет парусами

И плавно проплывает в вышине.

Большая жизнь уходит без возврата…

Спокойствие. Не думай. Не дыши.

И плотно створки раковины сжаты

Над плоским телом дремлющей души.

Но ты вошла, ничтожная песчинка,

Вонзилась в летаргический покой,

Как шпага в грудь во время поединка,

Направленная опытной рукой.

Подобной жгучей и колючей болью

Терзает рак больничную кровать…

Какой дурак посмеет мне любовью

Вот эту вивисекцию назвать!..

Кромешной ночью и прозрачным утром

Среди подводной допотопной мглы

Я розовым и нежным перламутром

Твои смягчаю острые углы.

Я не жалею блеска золотого,

Почти иконописного труда…

И вот уже жемчужина готова,

Как круглая и яркая звезда.

Сияешь ты невыразимым светом

И в Млечный Путь уходишь. Уходи.

На все слова я налагаю вето,

На все слова, что у меня в груди.

В таких словах и львиный голос Лира —

И тот сорвется, запищит, как чиж…

Ты в волосатых пальцах ювелира,

Ты в чьем-то галстуке уже торчишь.

Я, думаешь, ревную? Что ты, что ты,

Ни капельки, совсем наоборот:

Пускай юнец пустой и желторотый

Целует жадно твой карминный рот.

Пускай ломает ласковые пальцы.

Ты погибаешь по своей вине,

Ведь жемчуг — это углекислый кальций,

Он тает в кислом молодом вине.

Так растворяйся до конца, исчезни

Без вздохов, декламации и драм.

От экзотической моей болезни

Остался только незаживший шрам.

Он заживет. И всё на свете минет.

Порвутся струны и заглохнет медь.

Но в пыльной раковине на камине

Я буду глухо о тебе шуметь.

Было всё. На всяческие вкусы

И под всякий аккомпанемент.

Рассыпались шпильки или бусы

В самый патетический момент.

Было всё. Испытанные трюки,

Необыкновенные слова.

Крыльями раскидывались руки,

Запрокидывалась голова.

Было всяко. Было и до хруста

Всех костей, и вздохи на луну.

Было по Шекспиру и по Прусту,

Было даже по Карамзину.

Были соловьи и кастаньеты,

Постоянный пафос перемен,

Губы Джиоконды, плащ Джульетты,

Ноги загорелые Кармен…

Прощайте, прощайте!.. Беснуется пес на цепи

И фыркают кони. Ворота распахнуты. Трогай.

Цыганскую песню поет колокольчик в степи.

Как в старом романсе, пылит столбовая дорога.

Прощайте, прощайте!.. Последний сверлящий свисток.

На грязном перроне отчаянно машут платками.

И поезд, качаясь, уходит на Дальний Восток,

Печально стуча по мостам на Оке и на Каме.

Прощайте!.. Исчезли уже берега за кормой.

Над реями трепетно реют красивые флаги.

Прощайте!.. Никто никогда не вернется домой

Из чайных Шанхая, из шумных притонов Малаги.

Гремя, как поднос, опрокинулся аэродром,

И Бахом рыдает орган ураганного ветра.

Прощайте!.. Вопрос о прощанье поставлен ребром:

Разлука на скорости до пятисот километров…

Я столько оставил в Париже, в Мадриде, в Москве,

Я в разных подъездах такие давал обещанья,

Я с жизнью прощался на выжженной солнцем траве,

Так что для меня и привычней, и проще прощанья!

Прощай, дорогая. Бессмысленно смейся. Живи,

Покорно врастая в лубки неуклюжего быта.

Немного горюй о потерянной этой любви,