Роман тайн «Доктор Живаго» - страница 13
– В глазах, казалось, расплываетесь, – поддержал его Ключевой, садясь к столу и подыскивая себе закуску. Закуски не нашлось, и у него надолго испортилось настроение.
– Вам приснилось, – улыбнулась единичная и единоличная Анюта Амбигуус. Это выглядело обворожительно, но друзей ее мужа никогда не обвораживали женщины.
– Вам повезло, – зловеще поправила ее Оранская.
Гастрыч неторопливо поднялся и прошел в кухню. Там он постоял, глядя на оставшийся отвар, наличествовавший в изрядном количестве. Интересно, как долго он сохраняет свои свойства? Сколько надо выпить, чтобы двойник прожил подольше? И можно ли выпить столько, что обратного слияния с оригиналом, равно как и обособленного разложения, уже не произойдет? Есть ли управа на этих приживал? Нужен химик. Им позарез нужен химик. И при этом – специалист по грибам.
– Малец, – пробормотал сосед. – Талантливый, мерзавец. Мы без него не обойдемся. Мало ли, что учится плохо. Зато он учится тому, что пригодится в жизни.
Вопросов было много, но прежде всего нужно сграбастать компанию в мозолистый кулак, оседлать, нацепить узду, застращать и привлечь к земледелию, сотрудничеству и молчанию. И начинать с огородничества. Придется поставить в сортире обогреватель, не курить на толчке и наглухо забить вытяжку. А потом уже думать о переходе с оседлого образа жизни на кочевой.
– Да, – молвил он, – возвращаясь. – Занятный был опыт. Даже хочется повторить.
– А что же это за опыт? – воскликнули проснувшиеся, все больше жалея, что тратили время не на правое дело.
– Не говорите им! – взвизгнула Оранская, постоянно хватая себя то за очки, то за кончик носа. – Это тайна для крохотной группы избранных и посвященных!
– А нас, позвольте заметить, никто и ни во что не посвящал, – подал голос Извлекунов. Теперь он крутил чашку, просунув палец в ручку-колечко.
Гастрыч, и прежде бывалая личность, теперь побывал двумя бывалыми личностями, после чего сила внушения в нем укрепилась и стала железобетонной. Не без предварительной гибкости – как доктор пропишет.
«Небось, и не служил никто, – подумал он презрительно. – Нет, педиатр был моряком. Крыса с побережья! Правда, они все равно ушли. Но грибы они видели… Они их видели…»
– Ошибаетесь, дамочка, – Гастрыч испустил вздох, полный фальшивого сожаления. – И ты, глазастик, ошибаешься. Придется привлечь к делу всех, кто видел хоть каплю происходившего. Всех свидетелей Яговы. Иначе – кончать. Потому что просматриваю я в данном мероприятии, дорогие соседушки, – он обращался ко всем, хотя соседствовал только, к ее несчастью, с семьей Амбигуусов, – серьезный бизнес. И мнится мне, что выпадет нам козырная масть, и наладится у нас пресерьезное дело. Только бизнес этот волчий, господа хорошие, а потому могут выпасть и казенный дом, и даже очень, очень дальняя дорога с билетом в один конец, то есть на… простите, тут женщины.
Повисло тяжкое молчание.
– Ну, вы как знаете, а я откланяюсь, – Извлекунов стал застегивать, где было расстегнуто. – Хорошо, как говорится, в гостях, а дома гораздо лучше…
– Сидеть, – негромко приказал Гастрыч, и окулист моментально сел обратно.
– Я и то, и я сё, я же и поросё, – заявил он запальчиво. – Мне на работу нужно. Вечером.
10. Целина
– Перво-наперво, – объявил Гастрыч, – надо расширить посевные площади.
– Что вы имеете в виду? – насторожился старший Амбигуус.
– Простейшие вещи. Сколько у вашего семейства земли? Надела?
– Что – надела? – встрепенулась и Анюта.
Гастрыч махнул на нее татуировкой серьезного ранга.
– Я про земельный надел говорю. У вас посевная площадь – узенькая полоска вокруг горшка, бесконечно более важного для вас, городских. А ведь я из крестьян. У меня до сих пор во рту держится привкус парного молока, – взвинчивая себя, Гастрыч делался поэтичнее. Есенин покуда несся к финишу первым, но в спину ему дышали, и Гастрыч настигал – не иначе, как для проникающего брудершафта.
Не спрашивая хозяйского разрешения, он прошагал в сортир, ковырнул носком плитку. Носок заменял Гастрычу тапок, а порой и ботинок. Бывало, что Гастрыч начинал сомневаться, есть ли на нем носок.