Роман тайн «Доктор Живаго» - страница 15
– И что же потом? – осведомился Крышин, приходя в себя от упоминания уголовной статьи про насильное мужеложество, по поводу которой, ассоциируя, припомнил волшебную флейту Моцарта и откровенно садистскую флейту-позвоночник Маяковского в узком, извращенном понимании флейты. – Зачем вам все это надо?
– Ну, это мы решим. Может быть, откроем какое-нибудь бюро услуг. Приходит к нам человек, заказывает двойника, и тот отправляется по делам…
– По каким же делам? – тихо спросил старший Артур Амбигуус.
– Русским же языком говорю – по своим. По хозяйским, – поправил себя Гастрыч. – Он не станет ходить по нашим делам. Наши дела – обеспечить ему отправку. Прибыл, убыл, печать. Липовая. Умозрительная. Каинова.
– А вдруг у него такие дела, что его самого пора кончать, а не раздваивать? – еще тише вопрошал Артур Амбигуус, желая скорее добиться полнейшей ясности.
– Но это же его дела, – передернул плечами Гастрыч, и будто прошла волна. – Бюро не собирается в них соваться. У нас будет самовывоз – вернее, самовыход. По делам. И все.
Извлекунов, желая чуть приподняться в мнении Гастрыча после недавних угроз, проявил интерес к деталям:
– И сколько же времени они останутся двойниками? Надо точно определить дозу: на час, на два… Узнать, возможен ли нежелательный физиологический распад в многолюдном месте…
– Вот – разумные слова не мальчика, но мужа, – сосед не помнил обид. – Правда, нужен именно мальчик. С этим мы и будем разбираться. Пока что, – обратился он к Анюте, – ступай-ка и, сладенькая, обзванивай вчерашних. Чтобы наличествовали тут в полном сборе, – он посмотрел на командирские часы, – находились за нашим столом к десяти ноль-ноль и не трепались покуда. Под страхом выедания их соловьиных языков.
– У них же у всех работа, – простонал Амбигуус.
– Сапожники без сапог, – поразился Гастрыч. – Больняк себе не выпишут. Скажи, что предприятие важное, с ароматами склепа. Что в их интересах. Что сапоги привезли китайские или тушенку. И мы сразу же организуем большой совет. Хотя к чему нам большой? Маленький…
Он огляделся по сторонам.
– Лупа есть? – спросил он у хозяина.
– Вроде, была, – тот отправился на поиски.
– Глазник – и без лупы, – недоуменно хмыкнул Гастрыч.
– Это я глазник, – безнадежно напомнил Извлекунов, весь выпотрошенный и помятый. – Он нарколог.
– Тем более нужна. Чертей рассматривать. Классифицировать.
Амбигуус проник в комнату сына, зная, что у того лупа есть точно: надо же марки разглядывать, а не только лизать.
– Батя, доброе утро, – потянулся младший Артур и настороженно сел в постели. Уши побаливали.
– Доброе, говоришь? – недобро отозвался отец, забирая исполинскую лупу. – Тогда поднимайся и пошли. У нас начинается большая коммерция. Ты нам понадобишься как консультант.
– Я? – Артур Амбигуус хлопал заспанными глазами. Веки щелкали, когда смыкались и размыкались. Во рту у него пересохло, пробивало на хавчик.
– Сказано же тебе. Пойдем, позавтракаешь…
11. Гау-ди-гамус игитур
Амбигуус-младший, выйдя из детской, с немалым удивлением обнаружил вчерашних гостей.
– Ну, вы и гудеть, – похвалил он собравшихся, забыв поздороваться. – Одна всего спит.
Действительно: Оранская крепко спала в дивном диванном углу, утомившись от разговоров и пререканий со звездами и грибами.
– Ты, парень, вчерашние грибы помнишь? – осведомился Гастрыч, зависая над неумытым поросенком Амбигуусом-младшим. – Да не дрожи, пока не стремак, я не про поляну твою дурацкую спрашиваю. Ты там станешь царем и директором. Я тебе толкую про сортирные грибы.
– Помню, – пробормотал тот.
– Вот тебе лупа, – Гастрыч бесцеремонно отобрал у Артура-старшего лупу и вручил младшему. – Тех, что ты видел, там больше нет. Иди и внимательно посмотри по периметру, не пробиваются ли где новые. Такие маленькие, белые точки. Их надо беречь, как зеницу ока. Иди и смотри.
– Я повешу такой плакат у себя в кабинете, – съязвил Извлекунов, прислушиваясь к взволнованной телефонной болтовне хозяйки.
– Отлить сначала можно? – мрачно спросил тинейджер, перетаптываясь.
– Можно даже мимо писнуть, – позволил Гастрыч, уминая давно выжившую из ума булку. Горе от ума. – Пожалуй, и нужно. Там ведь, в моче, всего полно, до черта питательного – мочевина, фосфаты, белок, сахар, оксалаты, бактерии… Я подозреваю, что именно так они и зарождались, эти грибочки. Как жизнь на планете. В сочетании с прочими факторами. – Его речь пополнилась новым ученым словом. Вообще, она обогащалась не сама по себе; цитаты, выражения и термины вспоминались, когда требовала ситуация, или вдруг, являясь крылатыми, налетали откуда-то стаей ворон. Сидя некогда в камере, Гастрыч пересекался с беззащитными, оступившимися учеными в разнообразных аспектах пересечения, и нахватался не только заразы, но и лексики.