Ромка едет на охоту - страница 9
У костра старший инспектор поблагодарил Ромкиного отца за помощь, а пострадавшему от собственных крючков браконьеру подал йод и бинт:
— Перевяжите рану. Сейчас будем составлять протокол.
Хороших людей больше
Ромка с любопытством наблюдал, как старший инспектор писал протокол, сидя на раскладном брезентовом стульчике и освещая бумагу очками-фонариками. Очки были без стекол, вместо них по краям глаз ярко светились две маленькие лампочки, к которым из-за уха тянулись мягкие провода от батарейки, спрятанной в нагрудном кармане. В этих очках, излучающих свет, инспектор выглядел суровым и таинственным. Но, закончив писать, он сказал добродушно, почти весело:
— Ну вот и допрыгались, голубчики! Пожалуйста, прочтите и подпишите.
Браконьеры подписали протокол, не читая его.
— А вы подпишете? — повернулся инспектор к отцу.
— Охотно.
— Даже охотно! — ухмыльнулся один из браконьеров, тот, что до поимки подходил к костру прикуривать. — А не боишься?
— Кого? — удивленно поглядел на него отец.
— Нас.
— Нет.
— Недооценил я тебя, тихоня… И на суд пойдешь свидетелем?
— Пойду, если надо будет.
— Ну-ну… Не пожалей только.
— Я, между прочим, в армии десантником был, — твердо сказал отец, расписываясь в протоколе. — Видел всякое. Так что не пугайте меня, пожалуйста, а то сами бояться начнете.
На прощанье инспектор крепко пожал отцу руку:
— Так бы — каждый, мы бы их быстро вывели на чистую воду!..
Когда лодки ночных гостей ушли и гул моторов растаял во тьме, Ромка пошевелил палкой дрова в костре и спросил:
— Ты смелый, папа?
— Об этом про себя неудобно говорить. Пусть другие судят, смелый я или нет. Думаю, что я — как все, сынок.
— А инспектор сказал: «Так бы — каждый…».
— На это большой смелости не требуется. Преступники, как правило, трусливые люди, но наглые. Хороших людей больше. Но они порой не хотят связываться с наглецами, испачкаться, что ли, не желают, душевный покой свой берегут. А преступникам того и надо. Вот и получается: дашь наглецу сдачи, а он удивляется, дескать, как же ты, тихоня, посмел!.. Но пойдем спать, смотри, небо на востоке уже светлеет, скоро рассветать будет.
— Я не хочу спать. Расскажи, как ты был десантником.
— Это военная тайна, — засмеялся отец. — Не хочешь спать — давай собираться в дорогу. Пока свернем палатку, соберем вещички, позавтракаем, помоем посуду — и солнышко взойдет.
Так они и сделали.
Когда Ромка и Дик были уже в лодке, отец в последний раз обошел стан, посмотрел, не позабыто ли что-нибудь, потом зачерпнул котелком воды и тщательно залил угли костра, чтобы ветер не унес в сушняк случайную искру.
— Вот теперь можно полный вперед! — бодро сказал он, но увидев, что Ромка и Дик уже сладко спали на палатке, накрыл их плащом и мотора запускать не стал.
«Сморились… — нежно подумал он и, постояв в нерешительности, осторожно столкнул лодку в воду. — Пойду пока на веслах…»
Быстрая вода подхватила «Ласточку» и сквозь чуткую тишину свежего утра понесла ее навстречу солнцу. Отец только изредка подгребал веслами, направляя лодку по течению. Он думал о ночном происшествии, о разговоре с Ромкой. Как объяснить ему, что смелый человек — это не тот, кто ничего не боится, а тот, кто научился преодолевать страх? Как рассказать о трудной службе десантников, об их удивительной отваге и умении вести бой за Родину в любых условиях?
Подрастет — узнает, решил отец. Главное, чтобы он вырос честным человеком и не стал белоручкой.
Когда обрывистые берега острова Дальнего остались за кормой и лодку вынесло на стрежень реки, он пересел к мотору и решительно дернул за шнур запуска. Мотор взвыл, но Ромка с Диком, как говорится, даже ухом не повели — так они крепко спали.
Крылья вверх!
Три дня пролетели незаметно.
«Ласточка» спустилась по Волге еще ниже и вошла в протоку, которую отец ласково называл воложкой. Вскоре воложка соединилась с большим, но, видать, мелким озером: во многих местах оно заросло кугой и камышом.
Причалив лодку к чистому и сухому бережку, они разбили под деревьями новый стан: поставили палатку, разложили костер, вскипятили чай.
Когда пили чай, к ним подошел старичок с удочками, видно, местный: никаких вещей при нем не было — только пара удилищ из сухих хворостин да консервная банка с червями.