Россини - страница 14
Кеккино Дженнари вошёл в тёмную ложу, а Россини отправился на сцену. Часы пробили двенадцать. Сбор актёров был назначен на 11.30, но по сцене бродил только сторож, который зажёг свечи в коридоре, чтобы актёры не сломали себе шею, и не спешил освещать сцену, потому что импресарио маркиз Кавалли избегал лишних расходов.
— Все опаздывают! — заметил Россини.
— Опаздывают? — усмехнулся сторож. — Ещё долго придётся ждать. Если бы певцы не опаздывали, они бы уронили себя в собственных глазах. А вы пока присядьте. Вы кем будете?
— Я маэстро композитор, автор оперы.
Сторож с удивлением и недоверием посмотрел на него. И хотя света на сцене почти не было, он разглядел, что перед ним ещё очень молодой человек.
— Вы — маэстро композитор? А что, мой дорогой, разве ставят оперу для детей?
— Да, мой бесценный, для детей — от двадцати до восьмидесяти лет, так что вы тоже сможете её послушать.
В нетерпении Россини принялся ходить взад и вперёд по сцене. Начало не обещало ничего хорошего. Он знал, как капризны певцы и с каким величайшим безразличием относятся они к операм и композиторам. Но, черт побери, могли же они проявить хоть немного интереса к опере совсем ещё молодого автора.
Первым пришёл славный маэстро Джованни Моранди, тоже композитор и известнейший педагог пения.
— Не будь таким нетерпеливым, Джоаккино. Ты же знаешь обычаи театра. Здесь никто никуда не торопится, не живёт в быстром темпе. Нередко здесь не выдерживают темп даже в музыке. Жена моя пришла со мной. Остальные тоже скоро придут. Двое уже подошли, но задержались на площади — опасаются явиться слишком рано. Ты так молод, что можешь подождать.
— Молод, молод! Но почему именно из-за того, что молод, я всегда должен ждать?
— Ладно, не жалуйся. Тебе только восемнадцать лет, а твою оперу уже ставят в театре, и петь в ней будет такая певица, как моя Роза.
— Это верно. Я всем обязан вам обоим, но я спешу именно потому, что молод. В школе мне говорили «подожди», в лицее — «подожди», а когда я пытался намекнуть об увеличении жалованья, опять услышал «подожди»... И падре Маттеи тоже хотел, чтобы я подождал ещё два года. Он считает, если я начну сочинять так рано, то стану «позором его школы». Он едва не запугал меня своими правилами и канонами. Моё стремление писать музыку сдерживалось боязнью ошибиться, опасением, что не хватит знаний. К счастью, великие композиторы-классики, которых я стал изучать, принесли мне поразительное утешение: я понял, что даже у них есть точно такие же недостатки, в которых падре Маттеи упрекал меня. И тогда ко мне опять вернулась смелость. О синьора, моё почтение!
Вошла примадонна Роза Моранди — красивая молодая женщина высокого роста, с очень тонкими чертами лица, сверкающими чёрными глазами. Каскады локонов, падающих на плечи, подчёркивали чистую белизну её кожи. Одна из самых знаменитых сопрано, Моранди заметно отличалась от других исполнительниц тем, что, несмотря на свою славу виртуозной певицы, благодаря своему уму не имела капризов.
А вот появляется и второй комик — Доменико Ремолини, молодой подающий надежды певец, который всё время кашляет. Спустя несколько минут входят и два других комических баса — Луиджи Раффанелли и Никола Де Гречис. Оба они — «первые комики» и поэтому задержались у входа, пережидая, пока в театр войдёт второй бас. Потому что иначе какой же будет авторитет у первых комиков, если они будут являться в театр раньше второго баса!
— Ну как, все собрались?
Нет, не все. Ещё нет певицы на вторые партии Клементины Ланари и тенора Томазо Риччи, исполняющего характерную роль. Но вот появляются и они.
— Понятно, — язвит бас Раффанелли, великий певец, снискавший славу в Италии и за её пределами, и большой любитель позлословить. — У них дуэт за сценой, потому что на сцене тенор должен объясняться в любви примадонне, а не певице на вторые партии.
— Помолчите!
— Молчу! Охотно молчу! Лишь бы побыстрее всё кончить, потому что я голоден и хочу обедать, — говорит Раффанелли.
— Если бы все пришли вовремя, мы сделали бы уже половину работы, — замечает Россини.