Россия и русские. Книга 2 - страница 33

Однако на съезде Советов Ленин неожиданно для всех смог навязать делегатам однопартийное правительство большевиков (Совет народных комиссаров, или Совнарком). И случилось это прежде всего потому, что ему удалось заручиться поддержкой значительной части социалистов-революционеров. Разочарованные нерешительностью своих лидеров, многие эсеры вышли из партии и образовали новую партию левых социалистов-революционеров, которая поддерживала Ленина в течение нескольких месяцев, а отдельные ее члены даже вошли в правительство. Что же до остальных эсеров, то вместе с меньшевиками они покинули съезд, обвинив большевиков в узурпации власти, которая по праву принадлежит всему народу в лице всех социалистических партий^>{97}.

Подобным же образом большевики захватили власть и в других городах страны. Там, где они пользовались популярностью, они эффективно использовали большинство'в местных Советах; а там, где такой поддержки у них не было, часто использовались рабочие дружины и военно-революционные комитеты, которые претворяли в жизнь лозунг «Вся власть Советам!» по собственному пониманию. И только в районах преобладающего нерусского населения эта тактика не принесла желаемого успеха^>{98}.

В течение нескольких месяцев после захвата власти большевики сумели консолидировать ее, закрывая все несоциалистические газеты и создавая собственные органы безопасности в форме ЧК (Чрезвычайной комиссии по борьбе против спекуляции и контрреволюции). При этом они позволили провести выборы в Учредительное собрание, но как только выяснилось, что самой большой партией в нем окажутся эсеры, большевики просто-напросто закрыли его. Таким образом, та форма демократизации, к которой общественность страны и все социалистические партий стремились несколько десятилетий, потерпела сокрушительное фиаско. Практически полностью были уничтожены те ростки гражданского общества, которые появились в последние годы императорской России. Отныне путь для формирования общества по своему образу и подобию был для большевиков полностью расчищен.

Большевики пришли к власти, всецело нацеливаясь на мировую революцию. Для Ленина Россия была всего лишь начальным этапом в цепной реакции революционного процесса, страной, где по случайным историческим причинам началась международная пролетарская революция. Он нисколько не сомневался, что вслед за победой Советов в России начнутся аналогичные революции в Германии и других европейских странах. Именно поэтому большевики переименовали свою партию в коммунистическую. Тем самым они хотели показать, что истоки ее кроются не в России, а в традициях Парижской коммуны 1871 г. Когда в 1919 г. Ленин основал Коммунистический Интернационал в целях координации революционной деятельности пролетариата во всем мире, он хотел провести учредительный конгресс в Берлине, и только чрезвычайные обстоятельства вынудили перенести его в Москву^>{99}.

Этот перенос был весьма симптоматичным. Геополитика была против него. Еще в марте 1918 г., когда Ленин подписал Брест-Литовский договор и в одностороннем порядке завершил войну с имперской Германией, он вынужден был признать, что первостепенная задача молодого пролетарского государства — не мировая революция, а защита России, единственного на тот период времени оплота социализма и его родины. Однако в партии он встретил сопротивление своим взглядам. Николай Бухарин, например, и группа «левых коммунистов» настаивали на том, что Россия должна стремиться не к миру с Германией, а к продолжению войны на новой основе. По их мнению, Германия непременно нанесет поражение России и оккупирует ее, но это вызовет ожесточенное сопротивление российских рабочих и крестьян, поднимет их моральный и патриотический дух, приведет к организации широкого партизанского движения и в конце концов вызовет возмущение пролетариата в самом сердце врага — Германии, что и будет началом мировой революции. В каком-то смысле это была идея «международной гражданской войны», которую раньше так рьяно отстаивал сам Ленин. Просто сейчас он имел в своем распоряжении все рычаги государственной власти и именно поэтому отдавал предпочтение идее сохранения и защиты того, что уже завоевано российским пролетариатом. Конечно, государство пока было примитивным, неразвитым, но все же это было лучше, чем туманные перспективы мировой революции.