Россия и русские. Книга 2 - страница 34

С этого момента, постепенно и неравномерно, международный социализм стал срастаться с российским империализмом. И эта смесь вовсе не была несовместимой. Идея Руси как тысячелетнего народного царства, несущего освобождение всему человечеству, служила основой национальной мифологии еще в XVI в. и с тех пор никогда полностью не исчезала из народного сознания, проявляясь в качестве своеобразной теневой идеологии имперской России. Эгалитаризм в форме «круговой поруки» веками определял жизнь русских крестьян и рабочего класса. Волей-неволей и большевики пришли к власти на волне широкой крестьянской революции, воодушевленной подобными идеями. И вскоре они оказались в положении строителей современного, прошедшего индустриализацию и распространившегося по всему миру пролетарского государства на основе отсталой и патриархальной сельской общины. Это противоречие преследовало их все последующие годы, и в итоге они пытались преодолеть его насильственными методами.

Эта судьбоносная двойственность присутствовала еще в учении Ленина, который сочетал в своей персоне самые разнообразные черты российской политической традиции. Прежде всего он был европейским интеллектуалом, высоко ценившим комфорт и упорядоченность буржуазного общества. В этом смысле его идеалом была работа швейцарского почтового ведомства и Библиотеки Британского музея. Как и многие другие европейские интеллектуалы, он был марксистом, свято веря в существование научных законов общественного развития и классовую борьбу как его главный источник. Однако в то же время он был типично русским народником, который верил в лидерство небольшой элиты, ведущей за собой основную массу населения по пути социального прогресса и опирающейся на революционный потенциал русского крестьянства.

Вообще говоря, народники и марксисты были ближе друг к другу, чем можно было судить по развернувшейся полемике 1890-х годов. Именно поэтому можно, вероятно, сделать вывод, что Ленин воплощал в себе общие черты обеих революционных традиций. Кардинальным моментом здесь является тот факт, что все элементы ленинского миро-воззрения были так или иначе подчинены апокалиптическому видению титанической революционной борьбы, в ходе которой старый мир должен быть разрушен до основания, а на его месте создано совершенно новое и всецело гармоничное общество. И в этом обществе все люди получат возможность реализовать свой потенциал, потому что, как отмечал Маркс, «от каждого будет востребовано по способности и каждому будет дано по потребности».

Эмоциональная окраска такого видения революции уходит своими корнями через Бакунина к старообрядцам, а от них — к священникам Московии XVI — XVII вв., разрывавшимся между пророчествами о конце света и хвалебными песнями стране, которую они считали универсальным христианским царством, предназначенным осуществить промысел Божий для всего человечества. И все же, если Ленин и был провидцем, то одновременно он, безусловно, был весьма прагматичным политиком, а сочетание этих двух качеств было его огромным преимуществом. Его напряженная озабоченность практическими вопросами вплоть до мельчайших деталей, несокрушимая сила воли, подавлявшая противников, и его способность убеждать людей в своей непререкаемой правоте — все это напоминает Петра Великого и наиболее активных государственных чиновников XVIII и XIX вв.^>{100}.

Провидческую сторону личности Ленина всегда легко было не заметить, поскольку подавляющее большинство его письменных сочинений так или иначе посвящено тактике революционной борьбы. Но был в это время один короткий момент, когда он счел нужным не скрывать свои мечты относительно будущего России. Это произошло в 1917 г., когда революция только началась и перед страной открылись новые перспективы, но большевики еще не пришли к власти, а сам Ленин еще не был всецело поглощен ежедневными проблемами государственного управления. Именно тогда он написал книгу «Государство и революция», в которой отбросил прежнюю приверженность революционной тактике и впервые изложил свои взгляды на жизнь в будущем социалистическом обществе, в котором государство будет «постепенно отмирать» в силу того непреложного факта, что исчезнет эксплуатация человека человеком, а его оставшиеся простейшие операции регистрации, записи, проверки... станут вполне доступны всем грамотным людям»