Россия и русские. Книга 2 - страница 44

Это было весьма своевременное решение. Не успело правительство разгромить рабочее движение, как вспыхнуло восстание матросов Балтийского флота с требованием немедленного проведения свободных выборов в Советы. Ленин тут же заявил, что это восстание явилось результатом «белогвардейского заговора», поддержанного из-за границы, и послал на усмирение матросов командарма Тухачевского с армией курсантов и войск специального назначения. Они подвергли Кронштадт массированной бомбардировке, а потом перешли в атаку по замерзшему льду.

В этот самый момент начался Десятый съезд партии, но потом его работа была приостановлена ввиду того, что часть делегатов ушла на подавление Кронштадтского восстания. Сам же Ленин обозвал это народное антикоммунистическое восстание «мелкобуржуазной контрреволюцией» и предупредил делегатов съезда, что на самом деле оно «гораздо более опасное, чем Деникин, Юденич и Колчак вместе взятые»^>{125}.

Гражданская война оставила глубокий след в советском обществе. Она завершила разрушение старого строя, которое началось с революции 1917 г.; после этой войны в стране не осталось в узнаваемой форме ни единого старорежимного института власти или старого социального класса. Стало быть, победившие в этой войне могли создавать совершенно новые институты власти, причем используя любую силу, позволявшую им держать народ под контролем. Такой силой в стране стала Коммунистическая партия, которая самым серьезным образом изменилась в ходе Гражданской войны. Из партии оппозиционно настроенных интеллектуалов, всецело поглощенной непрекращающимися дебатами и открытой для влияния со стороны рабочего класса, крестьянства и солдатских масс, она стала партией власти. Ее чиновники среднего и низшего звена, вне зависимости от социального происхождения, в подавляющем большинстве были ветеранами Красной Армии, которые привыкли ходить в военной форме и щеголять своей мужской агрессивностью. Сама же партия уже перестала прислушиваться к голосу настоящих рабочих, крестьян и солдат, зачастую называя их «деклассированными или мелкобуржуазными элементами», а к дискуссиям относилась как к непозволительной роскоши. Партия видела себя полувоенным братством, окруженным молчаливым и не заслуживающим доверия населением, которое не понимало ее великие идеи^>{126}.

Правда, далеко не все ленинские соратники были в восторге от такой партийной метаморфозы. Некоторые из них все еще тосковали по тем дням, когда в почете были открытые дискуссии и свободный обмен мнениями и когда проводились честные и справедливые выборы партийных функционеров. К осени 1920 г. они образовали фракцию единомышленников под названием «Демократические централисты» («децисты»), которая выступила за возрождение внутрипартийной демократии. Другие же члены партии были весьма обеспокоены растущей отчужденностью рабочих от правящего режима, который к этому времени уже привык выступать от их имени. Они сформировали так называемую рабочую оппозицию и всячески распространяли свои предложения о создании экономики под непосредственным управлением профсоюзов.

Все эти проблемы обсуждались на Десятом съезде партии, многие делегаты которого все еще были заняты подавлением Кронштадтского мятежа. Ленин снова потребовал от делегатов прекратить споры, так как, по его мнению, коммунисты не могли позволить себе такую роскошь, как свободные дебаты, в чрезвычайных обстоятельствах. При этом он предложил две резолюции, одна из которых осуждала рабочую оппозицию как «анархо-синдикалистский уклон», а другая называлась «О единстве в партии» и предписывала «немедленно распустить все без изъятия, образовавшиеся на той или иной платформе группы... Неисполнение этого постановления съезда должно вести за собой безусловное и немедленное исключение из партии» (КПСС в резолюциях и решениях съездов, конференций и пленумов ЦК (1917—1924 гг.). — М.: Политиздат, 1970. — Т. 2. — С. 220).

Настроения среди делегатов съезда оказались таковы, что обе эти резолюции были приняты подавляющим большинством голосов. Таким образом, партия окончательно заменила собой рабочий класс и предоставила своим вождям формальное право подавлять все серьезные дискуссии.