Россия и русские. Книга 2 - страница 45

Поскольку все другие политические партии фактически прекратили к этому времени свое существование, решения съезда вручили коммунистическим вождям тотальную монополию над всей политической жизнью в стране. С тех пор это была партия, которая поставила перед собой задачу переделать Россию по своему образу и подобию. И как только это произошло, стало ясно, что социальная память России отнюдь не умерла вместе с институтами старого общества, что древние обычаи личной зависимости и патронно-клиентных сетей демонстрируют завидную живучесть и способны быстро возродиться при благоприятных условиях однопартийного господства коммунистов и зависимости людей от власти. Вероятно, сама завершенность разрушительных процессов в стране вынуждала людей искать спасения в знакомых социальных формах, в которых они видели единственный источник стабильности в окружающем их хаотическом мире.

С самого начала советские вожди разрывались между классовым и национальным дискурсом. Разогнав Учредительное собрание, они заявили, что Советы представляют собой более высокую форму демократии, признав тем самым главенство класса над нацией. Но само по себе это еще не решало проблему. Большевики тогда еще не знали, как будут развиваться события, и при строительстве новой политической системы постоянно разрывались между идеалом международного пролетарского сообщества, все еще считая его своей конечной целью, и геополитическими императивами нового Российского государства, власть над которым оказалась уже сейчас в их руках.

Ленин в отличие от теоретиков австрийского марксизма Бауэра и Реннера не верил, что нации являются постоянными факторами международного порядка, как горы на фоне равнинного ландшафта. С другой стороны, он не признавал точку зрения Розы Люксембург, что после социалистической революции нации просто-напросто растворятся в международном сообществе пролетариата, как растворяется лед во время весеннего половодья. Он считал, что существование наций является важным фактором развития, особенно в этот сложный период, но в конце концов их роль должна сойти на нет. Кроме того, он с оптимизмом оценивал революционный потенциал наций, колонизированных в XIX в. В работе «Империализм как высшая стадия капитализма» (1916) он предвидел, что будущая революция развернется не в одной-един-ственной стране, а в международном масштабе, и к тому же вместе с борьбой колониальных народов против империализма. Провозглашение большевиками права наций и народов Российской империи «на самоопределение» соответствовало этой картине.

Но как только большевики пришли к власти, перспективы национального развития стали выглядеть для них несколько иначе, что вполне естественно. Если раньше перед коммунистами стояла задача подготовки и проведения революции, то теперь им пришлось управлять многонациональным государством или по крайней мере делать вид, что они им управляют. Теперь их национальная политика должна была удовлетворять все конфликтующие стороны и сглаживать все противоречия. Все ранние дебаты по поводу конституционных отношений между различными нациями исходили из предпосылки, что решение национального вопроса должно происходить во всемирном масштабе и в рамках всемирного государства, включающего Германию, Польшу, Венгрию и так далее вплоть до Бразилии, Соединенных Штатов и Китая. Подобного рода теоретическая экспансия продолжала доминировать во всех дискуссиях, которые проходили в годы Гражданской войны и вдохновлялись установлением (правда, как оказалось, весьма недолговечным) советских республик в Баварии и Венгрии.

Поворотным моментом в этом смысле стала советско-польская война 1920 г. Она началась как оборонительная, но как только Красная Армия освободила Киев и стала продвигаться дальше на Запад, сминая сопротивление своего давнего врага, Ленин тут же попытался превратить это наступление в военную кампанию по освобождению пролетариата всей Европы, начиная с Польши и продолжая дело освобождения на территории Германии, Венгрии и Румынии