Россия нэповская - страница 43

Социально-экономический патернализм Центра развращал руководство ряда республик, смотревших на союзный бюджет как на собственную финансовую вотчину. Через систему льгот, «национальные наборы» в вузы была выпестована местная этноэлита, представители которой со временем заняли административно-управленческие должности и престижные социальные ниши. Реальная иерархия властных отношений, как уже отмечалось, строилась на основе родовых, клановых, семейных связей. Россияне же, направленные в республики строить новые гиганты промышленности, осваивать месторождения, создавать тяжелую индустрию, формировать научную и образовательную инфраструктуру, оказались в тяжелой ситуации.

Штампованные ярлыки-обвинения в «колонизаторстве» также несли подспудные пласты. То, что работники, присылаемые из центра, нередко грешили некомпетентностью, — несомненно. Но в периодически разворачиваемых кампаниях против «великодержавного уклона» имелся и иной подтекст. Проблемы, связанные прежде всего с земельным фондом, действительно были весьма болезненны. Но неверно трактовать их только как стремление колонистов-русских отобрать земельные угодья у местного населения (а подобные оценки до сих пор имеют хождение в историографии). И русские переселенцы подвергались гонениям и преследованию — как со стороны особо рьяных интернационалистов из центра, спешивших любыми средствами обуздать «великорусских шовинистов», так и национальных деятелей[134]. Например, один из полпредов партии в национальных регионах Г. Сафаров в ажиотаже проведения кампании по искоренению русского колонизаторства заключал подозреваемых в концентрационные лагеря, по поводу и без повода травил «истинно русских прохвостов». Семиреченская ЧК в качестве генеральной задачи рассматривала борьбу с «великороссийским семиреченским колонизаторством», которую осуществляла «путем самых беспощадных репрессий»[135].

Между тем в 1927 году на имя Сталина поступила обширная петиция жителей русских сел и поселений того же Семиречья, в котором они слезно жаловались на явную дискриминацию в национальной области. Вот только некоторые выдержки из нее: «В большинстве наших русских поселков и станицах мы лишены буквально прав советского гражданина. Произвол местной власти, особенно в отдаленных районах, насилие, грабежи, конокрадство — постоянные явления со стороны местного населения по отношению к русскому народу. Местная власть полностью поддерживает своих соотечественников, руководящий состав подбирается из в основном из местных. Русские остаются без земли, сады, клеверники отбираются и передаются туземцам, которые их разрушают и порубают. Мы, трудовые хлеборобы, присутствуя на заседаниях сессии ВЦИК, слышим выступления наших (Казахстан) представителей высшей власти по вопросу судопроизводства в РСФСР и у нас возникает боязнь, что наши ходатайства перед Центром о направлении своего внимания на наше бесправное положение, останутся без внимания. Председатель КазЦИКа Мунбаев призывал представителей всех автономных республик не соглашаться с точкой зрения Наркомюста РСФСР, он отстранял проверку Центром действий судов в автономных республиках. На протяжении ряда лет мы наблюдаем ту узкую национальную линию, которую ведут наши власти на местах и мы боимся, что наша бесправность еще больше углубится».

Сообщалось также, что все национальные школы находятся на государственном бюджете, в то время как русские — на местном бюджете и самообложении. В качестве лучшего выхода из создавшегося положения предлагалось выделение русского населения в самостоятельную административную единицу, поскольку, несмотря на искусственное вклинивание местной властью в казачьих землях туземного населения, казачьи станицы с прилегающими к ним русскими поселками составляют до 2500 хозяйств, компактно заселяющих неразбросанную территория с населением примерно в 75–80 тыс. человек. Этот же вариант решения русской проблемы типа русских автономных округов предлагался и для Северного Кавказа[136].

В Киргизии во второй половине двадцатых годов имели место массовые побоища, убийства, грабежи в столкновениях между местным и русским населением. В поступающей в Центр информации указывалось, что во многом это было усугублено проведенной в 1922–1923 годах сафаровской реформой, когда земля, принадлежащая русским поселенцам, передавалась местным жителям, которые ей «не пользовались, обрабатывать ее не стали, а жилые дома превратили в конюшни»